– Клад? – вскрикнул войсковый писарь с лукавою улыбкой. – Пропадай они, эти проклятые клады! – отвечал майор. – Нет, друг мой, этого грех назвать кладом: я отыскал дедовское наследство. – Тут майор снова рассказал о своей находке и подал найденную им записку войсковому писарю. – Подлинно, в этом виден перст божий! – молвил Спирид Гордеевич, пробегая записку. – Сам бог благословляет наших молодых людей и посылает тебе это неожиданное счастье, чтоб не было больше никакого препятствия их союзу. Правда, и без того они богаты не были б, а сыты были б. Ты знаешь, у меня нет ближней родни, а дальняя богаче меня вдесятеро и спесивее всотеро: ни один из этих родичей на меня и смотреть не хочет. Имение мое не родовое, а трудовое; я властен им располагать, как хочу… – Что же ты из него хочешь сделать? – подхватил майор с обыкновенною своею нетерпеливостию. – Я разделю его на две части, – отвечал Спирид Гордеевич, – одну при жизни еще уступаю Левчинскому, нареченному моему сыну; а другую по смерти моей завещаю своей крестнице, будущей жене его… – Добрый, добрый сосед! милый, дорогой кум! – повторял Максим Кириллович в сильном движении души, крепко сжимая в дружеских объятиях, своего соседа. – Пойдем же благословить наших детей, – отвечал сей последний, тихо вырываясь из его объятий, – зачем томить их долее мучительною неизвестностию! Они вышли, держа друг друга за руки, и застали молодых людей в робком ожидании. Ганнуся сидела в углу, повеся голову; Левчинский стоял подле печки, сложа руки и устремя глаза на синие изразцы, как будто бы хотел срисовывать все вычурные фигуры, которыми они были изукрашены. – Вот, Максим Кириллович, прошу принять нареченного моего сына к себе в зятья, – сказал войсковый писарь церемониальным голосом, взяв Левчинского за руку и подведя его к майору. – Рад хорошему человеку, – отвечал майор таким же тоном, – и уверен, что дочь моя будет с ним счастлива. Через две недели все соседство пировало свадьбу Левчинского и Ганнуси. Брачные пиры продолжались несколько дней, и даже Спирид Гордеевич отбросил на время расчетливую свою бережливость: он, по тогдашнему понятию, пышно угостил созванных им соседних панов. Старый капрал, в день свадьбы доброй своей панянки, одевшись по-праздничному, бодро притопывал здоровою своею ногою под веселую музыку мятелицы, журавля и других плясовых малороссийских песен; а еврей Ицка Хопылевич как человек на все способный и всегда готовый угождать своему помещику явился с своими цимбалами подыгрывать гуслисту и двум скрипачам, которых выписали из города. — 148 —
|