Целомудренно взор опускала.?? Ты водила поэта в поля,?? В наши грустные, русские степи;?? Ты рыдала, кляня?? Крепостничества ржавые цепи.?? Ты на вопли народные воплем своим отвечала,?? И могучая песня стонала,?? Как стонала родная земля.?? Время шло… На мотивы гражданские мода?? Обратилась в плохое фиглярство;?? Спали цепи с народа?? На глазах изумленного барства;?? На вчерашние темы напев,?? Что ни шаг, представлял неудобства,?? И свободная муза свой гнев?? Променяла на лиру холопства.?? А ты, поэт, спокойней путь избрав,?? Не постыдился жалкого юродства:?? За чечевичную похлебку, как Исав,?? Ты продал на обедах первородство.?? Нет, муза, – прочь!..???? Пьеса эта производит какое-то странное, смешанное впечатление. Начало ее хорошо бесспорно; сатирик негодует на музу, и так как причин (и притом весьма законных) для такого негодования весьма много, то читатель охотно ему в этом сочувствует, тем более что гнев сатирика нашел для своего выражения и яркое, задушевное слово. Чем же, однако же, разражается это негодование? против чего оказывается оно направленным? Против того, что …поэт, спокойней путь избрав, Не постыдился жалкого юродства: За чечевичную похлебку, как Исав, Ты продал на обедах первородство… Уже не говоря о том, что вся эта строфа есть не что иное, как lapsus linguae[39], и что г. Минаев, вероятно, хотел сказать, что поэт продал, подобно Исаву, свое первородство, взамен чечевичной похлебки на обедах (так, по крайней мере, гласит смысл пьесы, но сатирик, очевидно, спутал Исава с похлебкою), можно ли представить себе заключения более неожиданного, более несоответственного общему тону пьесы и в особенности начала ее? Подобная невыдержанность мысли – явление весьма нередкое в стихотворениях г. Минаева. В особенности поражает она в пьесах: «Раут», «Обманутая муза», «Золотой телец», «Загадка», «Одна из многих», «На сон грядущий», «Прерванные куплеты». В некоторых из этих стихотворений непонятен даже самый предмет сатиры, как, например, в «Золотом тельце». Известно, что страсть к золоту издревле служит темою для всевозможных сатирических выходок, но странно, что до сих пор ни один сатирик не сообразил, что золото совсем не само по себе составляет предмет человеческих стремлений, а только в качестве менового знака, с помощью которого приобретаются различные материальные и духовные удобства. Спрашивается, что же в этих последних заключается постыдного, что заслуживало бы сатирических стрел вроде следующих: Пролетарий и жирный банкир –, Всех равно увлекает кумир, — 174 —
|