Пробуждение глуповцев собственно начинается с того, что, оставив непокорную реку и начав строить Непреклонск, они однажды «взглянули друг на друга – и вдруг устыдились… Груди захлестывало кровью, дыхание занимало, лица судорожно искривлялись гневом при воспоминании о бесславном идиоте, который с топором в руке пришел неведомо отколь и с неисповедимою наглостью изрек смертный приговор прошедшему, настоящему и будущему». «А он, – продолжает между тем сатирик, – … неподвижно лежал на самом солнечном припеке и тяжело храпел. Теперь он был у всех на виду; каждый мог свободно рассмотреть его и убедиться, что это подлинный идиот – и ничего более… Это, – замечает писатель, – был уже значительный шаг вперед в деле преуспеяния «неблагонадежных элементов». Прохвост проснулся, но его взор уже не произвел прежнего впечатления. Он раздражал, но не пугал». С этого дня в жизнь глуповцев вошел неведомый им доселе, совершенно новый элемент. По ночам в Глупове происходят «беспрерывные совещания», «всякая минута казалась удобною для освобождения, и всякая же минута казалась преждевременною», но вот появился приказ, «возвещающий о назначении шпионов. Это была капля, переполнившая чашу…», – чашу чего? – об этом писатель не говорит, но совершенно очевидно, что приказ о назначении шпионов мог «переполнить» только «чашу» народного терпения . И вот, в Глупове появилось «Оно », олицетворяющее собою народное восстание , несущее гибель Глупову. «Когда цикл явлений истощается, – писал Салтыков в 1863 году в статье «Современные призраки», – когда содержание жизни беднеет, история гневно протестует против всех увещаний. Подобно горячей лаве проходит она по рядам измельчавшего, изверившегося и исстрадавшегося человечества, захлестывая на пути своем и правого и виноватого. И люди, и призраки поглощаются мгновенно, оставляя вместо себя голое поле. Это голое поле представляет истории прекрасный случай проложить для себя новое и притом более удобное ложе» (см. т. 6 наст. изд., стр. 394). Гневный «протест истории» против исчерпавшего свое содержание нелепого глуповского «порядка» и нашел свое воплощение в финале «Истории одного города» в образе грозного «Оно », закрывшего последнюю страницу трагического «глуповского мартиролога»[273]. Так, свободно оперируя самым разнообразным материалом, позволяющим видеть в движении глуповской «истории» своеобразное сатирическое отражение некоторых важнейших закономерностей подлинного исторического развития русского самодержавного государства, Салтыков сумел показать, как складывались в России взаимоотношения простого народа и русской деспотической власти, какой характер приняли эти отношения по ходу русской истории и чем логически они должны будут завершиться , несмотря на кажущееся неравенство противопоставляемых им сил. Глубокий философский подтекст, стремление до конца разобраться в причинах «жизненных неудобств», общих для различных эпох, различных периодов развития трагической русской истории, и сделали «Историю одного города» одним из заметнейших явлений в творчестве Салтыкова и всей русской литературе. — 425 —
|