|
– Mais…c’est selon![228] если мои убеждения… – неожиданно отрезывает Феденька и вдруг, вспомнив старую привычку, открывает рот. Баронесса хохочет. – Я не понимаю, что же тут смешного, баронесса? и отчего бы… – рассуждает Феденька уже обиженный. Но баронесса смотрит на него и никак не может унять своего хохота. Феденька окончательно сконфужен. Отчего всякий другой может бунтовать, а он нет? отчего со стороны всякого другого такого рода претензия не кажется уморительною, а с его стороны даже робкое заявление ее повергает близкую ему женщину чуть не в истерику? – Вы меня не знаете, Marie… По связи с этим отрывком ниже бунтовщик заменено на повстанец (стр. 111, строка 6 сн.), после слов «Дмитрий Павлыч хочет идти» снято: «в бунтовщики! он желает» (стр. 112, строка 6 св.). , в абзаце «Разумеется, правитель канцелярии…» после слов «…разнеслись целые легенды» снято: Говорили, что Феденька вообразил себя Иоанном Грозным, что до сих пор он злодействовал и гонял собак, что теперь раскаивается и хочет во всем повиниться, но что через несколько времени опять-таки сделается злодеем, запрется с своей гвардией в солдатскую слободку и станет оттуда казнить и миловать. Даже правителя канцелярии не пощадили насмешники и прозвали добродетельным Сильвестром. Для первого отдельного издания (Помпадуры, 1873 )журнальный текст рассказа подвергся дополнительной стилистической правке и сокращениям. Среди более десятка купюр значительными являются три следующие. Прежде всего, это рассуждение о новой бюрократической системе «обворожить не удовлетворяя», сравниваемой с системой «старых драбантов» (дореформенных бюрократов) – и обворожить и удовлетворить. Ввиду самостоятельного значения этого фрагмента печатаем его в разделе Из других редакций (стр. 442–444). После абзаца «К правительственным мерам…» (стр. 104), был снят текст: Феденька не договаривал и, вскакивая словно ужаленный, уже не гудел, а кричал: «Нет, да вы представить себе не можете, что эти канцеляристы с нами наделали! Ведь нам от мужичья житья нет!» Этими последними словами, очевидно, определялось то направление , о котором говорил Феденька. Вообще он считал себя снабженным «миссией» и, хотя таинственного смысла ее не объяснял, однако можно было понять, что здесь идет дело о каком-то цивилизующем элементе, который следует поддержать, потому что «вы поймите, mon cher[229], что если мы этого не сделаем, то у нас погибнет все, что накоплено веками». О том же, что у нас накоплено веками, Феденька умалчивал. — 391 —
|