|
– Какой такой Питембурх? – говорит. Смешно мне стало. – Балшой ты ишак вырос, а Питембурх не знаешь! Согласилси. – Айда?, – говорит, – тольки учи меня разум, Хабибулла! пажалста учи! Стали сбираться. Чимадан – нет; сакваяж – нет! Бида! – Есть ли, – говорю, – по крайности, орден у тебя? Наши господа ордена любят. – Есть, – говорит, – орден ишак. Сам делал. – Бери больше, – говорю. Ехали-ехали; плыли-плыли. Страсть! Пескам ехали, полям ехали, лесам-горам ехали. Морям плыли, заливам-праливам плыли, рекам плыли, озерам не плыли… Одначе приехали. – Какой такой страна? – спрашивал прынц. – Балшой ты ишак вырос, а такой дурацкой вещь спрашиваешь. Не страна, а Рассея, говорю. – Учи мине разум, Хабибулла! пажалста учи! Езжали один город – один помпадур стричал. – Какой такой человек? – говорил прынц. – Помпадур, – говорит. – Бери орден ишак и термалама на халат! Ишак брал, термалама брал, плечом целовал, ружьем стрелял… бида! Другой город езжали, – другой помпадур стричал. – Бери орден ишак и термалама на халат! Ишак брал, термалама брал, плечом целовал, ружьем стрелил! Сто верст езжали, тысячу верст езжали – везде помпадур стричали. Народ нет, помпадур есть. – Хорошо здесь, – говорит прынц, – народ не видать, помпадур видать – чисто! В Маршанск на машини езжали – машина как свиснет! Страсть! забоялси наш Иззедин-Музафер-Мирза, за живот взялси. – Умрешь здесь, – говорил, – айда? домой, в Ямудию! Досадно мне, ай-ай, как досадно стало. – Балшой, – говорю, – ты ишак вырос, а до места потерпеть не можешь! Слышать не хочет – шабаш! – Айда? домой! – говорит, – риформа дома делать хочу! Одну тольки станцию на машини езжали – айда? назад в Ямудию! Ехали-ехали; плыли-плыли. Один город езжали – один помпадур стричал; другой город езжали – другой помпадур стричал. Ишак давал, термалама не давал. Жалко стало. – Ай-ай, хорошо здесь! – говорил прынц, – народ нет, помпадур есть – чисто! Айда? домой риформа делать! Домой езжал, риформа начинал. Народ гонял, помпадур сажал: риформа кончал». История одного города*По подлинным документамИздал М.E. Салтыков (Щедрин)От издателя*Давно уже имел я намерение написать историю какого-нибудь города (или края) в данный период времени, но разные обстоятельства мешали этому предприятию. Преимущественно же препятствовал недостаток в материале, сколько-нибудь достоверном и правдоподобном. Ныне, роясь в глуповском городском архиве, я случайно напал на довольно объемистую связку тетрадей, носящих общее название «Глуповского Летописца», и, рассмотрев их, нашел, что они могут служить немаловажным подспорьем в деле осуществления моего намерения. Содержание «Летописца» довольно однообразно; оно почти исключительно исчерпывается биографиями градоначальников, в течение почти целого столетия владевших судьбами города Глупова, и описанием замечательнейших их действий, как-то: скорой езды на почтовых, энергического взыскания недоимок, походов против обывателей, устройства и расстройства мостовых, обложения данями откупщиков и т. д. Тем не менее даже и по этим скудным фактам оказывается возможным уловить физиономию города и уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах*. Так, например, градоначальники времен Бирона отличаются безрассудством, градоначальники времен Потемкина – распорядительностью, а градоначальники времен Разумовского – неизвестным происхождением и рыцарскою отвагою. Все они секут обывателей*, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтоб обыватели во всем положились на их отвагу. Такое разнообразие мероприятий, конечно, не могло не воздействовать и на самый внутренний склад обывательской жизни; в первом случае, обыватели трепетали бессознательно, во втором – трепетали с сознанием собственной пользы, в третьем – возвышались до трепета, исполненного доверия*. Даже энергическая езда на почтовых – и та неизбежно должна была оказывать известную долю влияния, укрепляя обывательский дух примерами лошадиной бодрости и нестомчивости. — 202 —
|