Впоследствии я узнал, что подобные действия на русском языке называются «шутками»… Но если таковы их шутки , то каковы же должны быть их жестокости! Наконец он призвал меня к себе. – Хорошо, – сказал он мне, – я дам тебе четыреста франков, но ты получишь их от меня только в том случае, если перейдешь в православную веру. Я с удивлением взглянул ему в глаза, но в этих глазах ничего не выражалось, кроме непреклонности, не допускающей никаких возражений. Я не помню, как был совершен обряд… Я даже не уверен, был ли это обряд , и не исполнял ли роль попа переодетый чиновник особых поручений… Справедливость требует, однако ж, сказать, что по окончании церемонии он поступил со мною как grand seigneur[166], то есть не только отпустил условленную сумму сполна, но подарил мне прекрасную, почти не ношенную пару платья и приказал везти меня без прогонов до границ следующего помпадурства. Надежда не обманула меня: бог хотя поздно, но просветил его сердце! Через двенадцать дней я был уже на берегах Сены и, вновь благосклонно принятый монсеньёром Мопа? на службу, разгуливал по бульварам, весело напевая: Les lois de la France, Votre excellence! Mourir, mourir, Toujours mourir! O, ma France! O, ma m?re!»[167] «La question d’Orient*. Le plus s?r moyen d’en venir ? bout». Par un Observateur impartial. Leipzig. 1857. («Восточный вопрос. Вернейший способ покончить с ним». Соч. Беспристрастного наблюдателя. Лейпциг. 1857.)[168] «Хочу рассказать, как один мой приятель вздумал надо мной пошутить и как шутка его ему же во вред обратилась. На днях приезжает ко мне из Петербурга К***, бывший целовальник, а ныне откупщик и публицист. Обрадовались; сели, сидим. Зашла речь об нынешних делах. Что и как. Многое похвалили, иному удивились, о прочем прошли молчанием. Затем перешли к братьям-славянам, а по дороге и «больного человека» задели*. Решили, что надо пустить кровь. Переговорив обо всем, вижу, что уже три часа, время обедать, а он все сидит. – Расскажи, – говорит, – как ты к черногорскому князю ездил? Рассказал. – А не расскажешь ли, как ты с Палацким познакомился? Рассказал. – Так ты говоришь, что «больному человеку» кровь пустить надо? – Непременно полагаю. – А нельзя ли как-нибудь другим манером его разорить?» – Нельзя. Водки он не пьет. Бьет три с половиной, а он все сидит. Зашла речь о предсказаниях и предзнаменованиях. – Снилось мне сегодня ночью, что я в гостях обедаю! – вдруг говорит К***. — 199 —
|