Я увял. – Замечание, в сущности, очень неважное, но которое – не скрою от вас – не бесполезно было бы вам принять к надлежащему сведению. Я говорю насчет общего тона ваших статей. Меценат смотрел* на меня в одно и то же время и добродушно, и проницательно. Я чувствовал, что он меня порицает, но вместе с тем не прочь и простить. – И если бы вы взяли на себя труд несколько понизить этот тон, то нет сомнения, что сочинения ваши читались бы с гораздо большею приятностью. Вы, конечно, понимаете меня? Я не понимал ничего, но, однако, отвечал, что понимаю. – Как человек умный – вы видите, я отдаю полную справедливость вашим достоинствам, – итак, как человек умный, повторяю я, вы, конечно, найдете средства, каким образом устроить это дело… При этих словах меценат пожал мне руку. Я расцвел вновь.* Я чувствовал, что сердце мое тает и что хоть я ничего еще не понимаю, но исполнить могу. Я во весь дух побежал домой, чтобы немедленно же начать целый ряд статей под названием: «Делай со мной что угодно». Однако через несколько минут я образумился. «Что же буду я исполнять, коли ничего не понимаю?» – спросил я самого себя и для разъяснения своих сомнений направился к одному приятелю, который преподает реторику в одном из кадетских корпусов и, следовательно, должен быть по этой части сведущ. Я застал его сидящим в нетопленной комнате и грызущим окаменелую колбасу. – Скажи мне, друг Антроп*! что разумеет реторика под именем «понижения тона»? – спросил я его. – Под именем «понижения тона», – отвечал мой друг, – реторика разумеет такое оного ограничение, которое, по наружности, хотя и не касается внутреннего содержания, послужившего поводом для словесного упражнения, но на деле преестественнейше оное изменяет и претворяет. – Exempli gratia?[49] – Для примера, возьмем сейчас изложенное нами определение. Мы сказали, что «понижение тона» есть такое оного ограничение и т. д. Чем руководствовались мы, определяя таким образом эту замечательную фигуру? Очевидно, мы руководствовались при этом сею же самою фигурою. Мы употребили слово «ограничение», а не «окаплунение», например, несмотря на то что это последнее выражение, быть может, даже преимущественно перед прочими предмету нашей речи соответствовать могло бы. – Но какие же могут быть последствия такого понижения тона? и кто от этого что бы то ни было выигрывает? – А никаких других последствий из этого проистечь не может, кроме того, весьма важного, что фигура «понижения тона» будет в точности соблюдена. — 173 —
|