|
– Пристукнуть! – говорил он мне с любезнейшей улыбкой на устах. – Пристукнуть? ah, mais savez-vous que l’id?e est ing?nieuse![262] Анна Ивановна вторила ему своим детским нервным смехом. – Когда же, ваше превосходительство, прикажете доложить вам проект о вменении всем купцам в обязанность выстроить фабрику или завод? – прерывал я. – Пристукнуть! – продолжал генерал, как бы не вслушавшись в мои слова и заливаясь при этом здоровым сочным смехом. Наконец и совсем все стихло. Однажды, когда я осмелился заговорить об одном проекте, который тяжелым камнем лежал у меня на сердце, то, к изумлению моему, услышал от генерала следующую речь: – А знаете ли что, mon cher![263] Я убедился, что все эти projets, contreprojets etc[264], – все это niaiseries[265], и что благоденствие края преимущественно зависит от текущих …Поэтому я, конечно, не прочь… иногда… отчего же?.. но все-таки сущность дела заключается в текущих , и потому я решился заняться преимущественно ими! Вы не поверите, любезный читатель, какую гору сняли с плеч моих эти слова и с каким увлечением я вальсировал в этот вечер с ее превосходительством Анной Ивановной. – Mais qu’avez-vous donc, cher Nicolas![266] – сказала она мне чуть слышно, когда я усаживал ее на место. Я очень хорошо заметил, что в это время глазки ее искрились и на губах играла томная улыбка. С этой минуты я сделался ревностным ее поклонником. «Жизнь дана для наслаждения, – рассуждаю я, – а не для того, чтобы кукситься… chantons, buvons et… aimons!»[267] Переработка концовки рассказа явилась прямым откликом на вмешательство крепостнической реакции в дело подготовки крестьянской реформы. В 1859 году Салтыков, хотя и сохранил подзаголовок «Из «Книги об умирающих»», но фактически вывел Зубатова из общего ряда «умирающих». Он возвратил генералу, разобравшемуся в характере преобразовательной политики, прежнюю энергию и готовность к новым административным «подвигам». В 1863 году, включая «Зубатова» в сборник «Невинные рассказы», Салтыков вновь переработал рассказ. Он ввел в текст фрагменты, отсутствовавшие в журнальной редакции, возможно, по цензурным причинам (о сеянии ржи на камне, о третьем сорте диалектиков, см. стр. 15–16), снял развернутую характеристику Анны Ивановны, в основных чертах совпадавшую с характеристикой Дарьи Михайловны Голубовицкой из рассказа «Приезд ревизора», вычеркнул отрывок о настроениях крутогорского чиновничества, заметившего, что их генерал, выступающий здесь в качестве преемника князя Чебылкина, начал «задумываться и скучать». Наиболее серьезным изменениям в 1863 году подверглась опять-таки концовка рассказа. Салтыков вернулся к рукописной редакции 1857 года, завершавшейся сумасшествием и смертью Зубатова, сняв при этом лишь последнюю фразу («Через неделю он действительно скончался, нисколько не подозревая, какая глубокая истина заключалась в последних словах его»). — 450 —
|