|
– А вот, хвати-ко, друже, бальзамчику! – ревел знакомый Иван Самойлычу голос, – это, брат, знаешь, как душу отведет, ей-богу, отведет!.. А умрешь, так, видно, так уж оно быть должно, видно, так уж и богу угодно! – ну-ка, выпей. Да не морщись же, баба! И Мичулин с ужасом видел, как дрожащая и неверная от частых жертв Бахусу рука Пережиги наполняла рюмку жгучим, как огонь, составом, заключавшимся в графине. Он начал было отказываться, говорил, что ему легче, что он слава богу, но тщетно: рюмка была уже налита, да притом же и Наденька своим мягким голоском убеждала его попробовать, авось, дескать, от этого немного и полегчит ему. Не переводя духу, выпил Иван Самойлыч поданную водку и почти без чувств упал на постель. – Эка водка! эка вор-водка! – говорил между тем друг и приятель Иван Макарыч, глядя на искаженное конвульсиями лицо Мичулина, – эк ее забирает, эк забирает! – у, бестианская водка! еще как он не захлебнулся! – право, так, живуч, живуч! – а ведь в чем душа держится! И Пережига с самодовольною улыбкою любовался изнеможением и страданиями Ивана Самойлыча, как будто хотел сказать ему: «А что, брат! – задал я тебе задачу? – посмотрим, как-то ты из нее выпутаешься… а живуч! живуч!» Действительно, выпутаться было уж довольно трудно. Наденька побежала за доктором и вскоре привела какого-то немца, несколько навеселе, беспрестанно нюхавшего табак и плевавшего во все стороны. Лекарь подошел к больному, долго и с напряжением щупал ему пульс, как будто хотел провертеть у него в руке дыру, и покачал головой; велел высунуть язык, осмотрел и тоже покачал головой; потом понюхал табаку, снова пощупал пульс и пристально осмотрел язык. – Schlecht[95], – сказал доктор в раздумье. – Что ж? есть ли какая-нибудь надежда? – спросила Наденька. – О, никакой! и не полагайте! а впрочем, поднимите пациенту голову… Голову подняли. – Гм, никакой надежды! – уж вы поверьте, я уж знаю!.. вы давали ему что-нибудь? – Да, Иван Макарыч давал ему водки. – Водки? schlecht, sehr schlecht…[96] a есть у вас водка? – Не знаю; спрошу у Ивана Макарыча. – Нет, не нужно: я так, более из любопытства… а впрочем, уж если есть, так отчего и не выпить? Наденька вышла и минут через пять воротилась с графином. – Водка очень часто здорово, а очень часто и вредно, – глубокомысленно заметил медик. – Что ж, умереть, что ли, надобно? – робко и едва слышно спросил Иван Самойлыч. – Да уж это будьте покойны! – умрете, непременно умрете! — 191 —
|