|
– А вы не знаете… – спрашивает она, когда мы сели на места, и вдруг останавливается. – Что? – Нет, так… я хотела, кажется, сказать какую-то глупость… вы не знаете, отчего здесь всегда пахнет скукой? – Я опять-таки повторяю вам, княжна, что не имею здесь никакого мнения… – Да, я и забыла, что вы человек осторожный… однако, в самом деле, вы не знаете, отчего… И опять спотыкается, и неизвестно почему, мне вдруг становится ужасно жалко ее. – …Здесь нет Техоцкого? – продолжает она, начиная третью фигуру. В провинции лица умеют точно так же хорошо лгать, как и в столицах, и если бы кто посмотрел в нашу сторону, то никак не догадался бы, что в эту минуту разыгрывалась здесь одна из печальнейших драм, в которой действующими лицами являлись оскорбленная гордость и жгучее чувство любви, незаконно попранное, два главные двигателя всех действий человеческих. – Бедная княжна! – повторяю я мысленно. – Мы и позабыли позвать мсьё Техоцкого! – говорит Марья Ивановна, подходя к нам. – А! – восклицает княжна, смотря на нее с изумлением. – А он такой милый молодой человек! – продолжает Марья Ивановна спокойно, но таким голосом, что княжна непременно должна расслышать хохот, затаившийся в груди этой «неблагонамеренной» дамы. – Очень жаль, – отвечает княжна. – Вы не знаете, где он живет? – спрашивает Марья Ивановна, как будто ошибкой обращаясь к княжне, – ах, pardon, princesse[47], я хотела спросить мсьё Щедрина… вы не знаете, мсьё Щедрин, где живет господин Техоцкий? – Не имею этого удовольствия. – Очень жаль, потому что за ним можно было бы послать… он сейчас придет: он такой жалкий! Ему все, что хотите, велеть можно! – И, уязвив княжну, неблагонамеренная дама отправляется далее язвить других. Но танцам, как и всему в мире, есть конец. Наступает страшная для Марьи Ивановны минута ужина, и я вижу, как она суетится около Василия Николаича, стараясь заранее заслужить его снисходительность. – Будьте любезны с Василием Николаичем, – говорю я княжне. Она понимает меня и улыбается. Я тоже улыбаюсь, потому что вижу впереди богатое развлечение. Княжна подходит к моему другу и в несколько минут исключительно завладевает его вниманием. Надобно сказать, что Василий Николаич, происходя от «бедных, но благородных родителей», ужасно любит, чтобы за ним ухаживали сильные мира сего. Впрочем, он вообще всегда бывал как-то особенно и бескорыстно снисходителен к княжне, за что я очень уважал его. Марья Ивановна с судорожным беспокойством следит за ними; она с ужасом видит, что уехало всего два человека, а все остальные стоически дожидаются ужина. — 74 —
|