|
– Да, – говорит, – это точно касательство не малое… И документы, чай, у вашего благородия насчет этого есть?.. Вы меня, старика, не обессудьте, что я в эвтом деле сумнение имею: дело-то оно такое, что к нам словно очень уж близко подходит, да и Иван Демьяныч ничего нас о такой напасти не предуведомляли… Я подал ему бумагу; он раза с три прочел ее. – Больно уж мудрено что-то нонче пишут, – сказал он, кладя бумагу на стол, – слушали – ровно ничего не слушали, а приказали – ровно с колокольни слетели. Что ж это, ваше благородие, с нами такое будет? – А вот поговорим, как бог по душе положит. – Да об чем же ты следствие-то производить будешь? Ведь тут ничего не сказано. – Это уж мое дело, – говорю я, – ты только сказывай, согласен ли ты в острог идти? – Что ж, видно, уж господу богу так угодно; откупаться мне, воля ваша, нечем; почему как и денег брать откуда не знаем. Эта штука, надзор, самая хитрая – это точно! Платишь этта платишь – ин и впрямь от своих делов отставать приходится. А ты, ваше благородие, много ли получить желаешь? – Да сот с пяток больше получить следует. Он почесался. – Ну, уж штука! – говорит, – платим, кажется, и Ивану Демьянычу, платим и в стан; нет даже той собаки, которой бы платить не приходилось, – ну, и мало! Говорит он это, а сам опять на бумагу смотрит, словно расстаться ему с нею жаль. – Да что, – говорит, – разве у вас нонче другой советник, что надпись словно тут другая? – Нет, – говорю, – советник тот же, да это указ-от не подлинный, а копия… Только сказал я это, должно быть, неестественно, потому что он вдруг сомневаться начал. – Как, – говорит, – копия! тут вот и скрепы все налицо, а нигде копии не значится. Да и смотрит сам мне в глаза, а я сижу – чего уж! ни жив ни мертв. – А ведь ты мошенник! – говорит. Пал я тут на колени, просил простить: сказывал и про участь свою горькую; однако нет. Взяли они меня и с солдатом, да на тех же лошадях и отправили к Ивану Демьянычу». Дорога(Вместо эпилога)Я еду. Лошади быстро несутся по первому снегу; колокольчик почти не звенит, а словно жужжит от быстроты движения; сплошное облако серебристой пыли подымается от взбрасываемого лошадиными копытами снега, закрывая собою и сани, и пассажиров, и самых лошадей… Красивая картина! Да, это точно, что картина красива, однако не для путника, который имеет несчастие в ней фигюрировать. Эта снежная пыль, которая со стороны кажется серебристым облаком, влечет за собою большие неудобства. Во-первых, она слепит и режет путнику глаза; во-вторых, совершенно лишает его удовольствия открыть рот, что для многих составляет существенную потребность; в-третьих, вообще содержит человека в каком-то насильственном заключении, не дозволяя ему ни распахнуться, ни высморкать нос… Господи! да скоро ли же станция? — 328 —
|