|
– Да ведь вы знаете: зачем же спрашивать? – Извините, это точно-с… Я тоже до нее хоша в настоящий момент и не имею касательства, однако на сих днях безотменно иметь таковое намерен. – По какому же случаю? – По предмету о совращении, так как по здешнему месту это, можно сказать, первый сюжет-с… Вашему высокоблагородию, конечно, небезызвестно, что народ здесь живет совсем необнатуренный-с, так эти бабы да девки такое на них своим естеством влияние имеют, что даже представить себе невозможно… Я думал, что ваше высокоблагородие прикажете, может, по совокупности… – А у вас заведено разве уж дело? – Никак нет-с; дело это, так сказать, еще в воображении… – Почему же вы думаете, что оно из области вашего воображения непременно должно перейти в область действительности? – Следим… шестую неделю, можно сказать, денно и нощно следим… так как же ему не быть-то-с? Это все одно что бабе понести, да в десятый месяц не родить-с… – В таком случае, если что-нибудь будет, то сообщите мне, а я приобщу к своему делу… да вы об моем-то деле знаете? – Помилуйте-с, ваше высокоблагородие. – Однако ж? – Помилуйте-с, ваше высокоблагородие. – А Мавра Кузьмовна знает? – В этом, ваше высокоблагородие, будьте без сумнения-с; гонец прямо к ней в дом и прискакал. – Однако ж это неприятно. – Ничего, ваше высокоблагородие. – Как ничего? Она может принять свои меры, будет запираться. – Меры она точно что принять может-с, да и запираться будет непременно, однако на это обращать внимания не следует, потому как с ними один разговор – под арест-с, а там как бог рассудит… А впрочем, вашему высокоблагородию насчет этого дела и опасаться нельзя-с, потому как тут и истцы налицо… – Ну, а ваше дело в чем же состоит? – Нет-с, уж позвольте до завтрева… по той причине, что у вашего высокоблагородия уж и глазки слипаются, а наша история длинная и до завтрева не убежит. Мы расстались. IIГород С***, в котором мне пришлось производить следствие, принадлежит к числу самых плохих городов России. Если он расположился, или, лучше сказать, разлезся на довольно большом пространстве, то нельзя сказать, чтобы к этому была какая-либо иная побудительная причина, кроме того, что русскому человеку вообще простор люб. Например, дом мещанина Карпущенкова занимает всего-навсе двадцать пять квадратных сажен, но зато под дворовым участком, принадлежащим тому же мещанину, наверное отыщется сажен тысячу. Спросите у Карпущенкова, зачем ему такое пространство земли, из которой он не извлекает никакой для себя выгоды, он, во-первых, не поймет вашего вопроса, а во-вторых, пораздумавши маленько, ответит вам: «Что ж, Христос с ней! разве она кому в горле встала, земля-то!» – «Да ведь нужно, любезный, устраивать тротуар, поправлять улицу перед домом, а куда ж тебе сладить с таким пространством?» – «И, батюшка! – ответит он вам, – какая у нас улица! дорога, известно, про всех лежит, да и по ней некому ездить». — 281 —
|