|
– Нет, я на следствии в Песчанолесье, должен сегодня же быть там… – Ну, стало быть, ночевать у нас все-таки можешь. Я, брат, ведь знаю эти следствия: это именно та самая вещь, об которой сложилась русская пословица: дело не волк, в лес не убежит… Да, друг, вот ты в чины полез, со временем, может, исправником у нас будешь… Совершенно против моего желания, при этих словах Лузгина на губах моих сложилась предательская улыбка. – А что, видно, нам с тобой этого уж мало? – сказал он, заметив мою улыбку, – полезай, полезай и выше; это похвально… Я назвал место исправника по неопытности своей, потому что в моих глазах нет уж этого человека выше… Я, брат, деревенщина, отношений ваших не знаю, я Цинциннат… – А как мы давно не видались, однако ж? – прервал я. – Да, пятнадцать лет! это в жизни человеческой тоже что-нибудь да значит! – Вы, верно, не ожидали встретить Полиньку таким? – спросила Анна Ивановна. – Да, было, было наше время… Бывали и мы молоды, и мы горами двигали!.. Чай, помнишь? – Как не помнить! хорошее было время! – А впрочем, и теперь жару еще пропасть осталась, только некуда его девать… сфера-то у нас узка, разгуляться негде… Раззудись, плечо! Размахнись, рука! вот, брат, нам чего бы нужно! – Вот Полинька все жалуется, что для него простора нет, а я ему указываю на семейство, – прервала Анна Ивановна. – Семейство, Анна Ивановна, это святыня; семейство – это такая вещь, до которой моими нечистыми руками даже и прикасаться не следует… я не об семействе говорю, Анна Ивановна, а об жизни… – Да ты это так только, Полинька, говоришь, чтоб свалить с себя, а по-моему, и семейная жизнь – чем же не жизнь? – Размеры не те, сударыня! Размеры нас душат, – продолжал он, обращаясь ко мне, – природа у нас широкая, желал бы захватить и вдоль и поперек, а размеры маленькие… Ты, Анна Ивановна, этого понимать не можешь! – Признаюсь, и я что-то мало понимаю это. – Да ты, братец, чиновник, ты, стало быть, удовлетворился – это опять другой вопрос; ты себя сузил, брюхо свое подкупил, сердце свое посолил, прокоптил и разменял на кредитные билеты… – Однако ты не щадишь-таки выражений! – Другое дело вот мы, грешные, – продолжал он, не слушая меня, – в нас осталась натура первобытная, неиспорченная, в нас кипит, сударь, этот непочатой ключ жизни, в нас новое слово зреет… Так каким же ты образом этакую-то широкую натуру хочешь втянуть в свои мизерные, зачерствевшие формы? ведь это, брат, значит желать протащить канат в игольное ушко! Ну, само собою разумеется, или ушко прорвет, или канат не влезет! — 198 —
|