Через четверть часа ожидания за дверью, ведущею в кабинет Балалайкина, послышался шум, и вслед за тем оттуда вышла, шурша платьем и грузно ступая ногами, старуха, очевидно, восточного происхождения. Осунувшееся лицо ее было до такой степени раскрашено, что издали производило иллюзию маски, чему очень много способствовали большой и крючковатый грузинский нос и два черных глаза, которые стекловидно высматривали из впадин. Эту женщину я тоже где-то и когда-то видел, да и она меня где-то и когда-то видела, но ни мне, ни ей, конечно, и на мысль не пришло разъяснять, при каких обстоятельствах произошло наше знакомство. Поддерживаемая Балалайкиным под руку (он называл ее при этом княгинею, но я мог дать руку на отсечение, что она – сваха от Вознесенского моста*), она медленно направилась к выходной двери, но, проходя мимо шкафа с книгами, остановилась, как бы пораженная его величием. – Все читал? – спросила она Балалайкина, указывая костлявым пальцем на корешки переплетов. – Княгиня! – воскликнул он, как бы удивленный, что ему может быть предложен такой вопрос. – Ну, будь здоров! Проводивши старуху, Балалайкин прежде всего обратился к нам. Он был необыкновенно мил в своем утреннем адвокатском неглиже. Черная бархатная жакетка ловко обрисовывала его формы и отлично оттеняла белизну белья; пробор на голове был сделан так тщательно, что можно было думать, что он причесывается у ваятеля; лицо, отдохнувшее за ночь от вчерашних повреждений, дышало приветливостью и готовностью удовлетворить клиента, что бы он ни попросил; штаны сидели почти идеально; но что всего важнее: от каждой части его лица и даже тела разило духами, как будто он только что выкупался в водах Екатерининского канала. Он напомнил нам, что знаком с нами по Ивану Тимофеичу, и изъявил надежду, что мы сделаем ему честь отзавтракать с ним. – Через четверть часа я к вашим услугам, messieurs, a теперь… вы позволите? – прибавил он, указывая на ожидавших клиентов. – Ну-с, – начал он, подходя к юноше, – письмо наше возымело действие? – Возымело, господин Балалайкин, только нельзя сказать, чтобы вполне благоприятное. – Именно? – Вот и ответ-с. Балалайкин взял поданное письмо и довольно громко прочитал: «А ежели ты, щенок, будешь еще ко мне приставать»… – Гм… да… Ответ, конечно, не совсем благоприятен, хотя, с другой стороны, сердце женщины… Что ж! будем новое письмо сочинять, молодой человек – вот и все! – Со стихами бы, господин Балалайкин! — 40 —
|