III*– А ведь он, брат, нас в полицейские дипломаты прочит! – первый опомнился Глумов. Признаюсь, и в моей голове блеснула та же мысль. Но мне так горько было думать, что потребуется «сие новое доказательство нашей благонадежности», что я с удовольствием остановился на другом предположении, которое тоже имело за себя шансы вероятности. – А я так думаю, что он просто, как чадолюбивый отец, хочет одному из нас предложить руку и сердце своей дочери, – сказал я. – Гм… да… А ты этому будешь рад? – Не скажу, чтобы особенно рад, но надо же и остепениться когда-нибудь. А ежели смотреть на брак с точки зрения самосохранения, то ведь, пожалуй, лучшей партии и желать не надо. Подумай! ведь все родство тут же, в своем квартале будет. Молодкин – кузен, Прудентов – дяденька, даже Дергунов, старший городовой, и тот внучатным братом доведется! – Ну, так уж ты и прочь себя в женихи. – А ты небось брезгаешь? Эх, Глумов, Глумов! много, брат, невест в полиции и помимо этой! Вот у подчаска тоже дочь подрастает: теперь-то ты отворачиваешься, да как бы после не довелось подчаска папенькой величать! Но Глумов сохранил мрачное молчание на это предположение. Очевидно, идея о родстве с подчаском не особенно улыбалась ему. – Ну, а ежели он места сыщиков предлагать будет? – возвратился он к своей первоначальной идее. – Но почему же ты это думаешь? – Я не думаю, а, во-первых, предусматривать никогда не лишнее, и, во-вторых, Кшепшицюльский на днях жаловался: непрочен, говорит, я! – Воля твоя, а я в таком случае притворюсь больным! – сказал я довольно решительно. – И это – не резон, потому что век больным быть нельзя. Не поверят, доктора освидетельствовать пришлют – хуже будет. Нет, я вот что думаю: за границу на время надо удрать. Выкупные-то свидетельства у тебя еще есть?* – Да как тебе сказать? – на донышке! – И у меня дно видно. Плохо, брат. Всю жизнь эстетиками занимались да цветы удовольствия срывали, а теперь, как стряслось черт знает что, – и нет ничего! – Есть у меня, мой друг, недвижимость: называется Проплёванная. Усадьба не усадьба, деревня не деревня, пустошь не пустошь… так, земля. А все-таки в случае чего побоку пустить можно! – Пустяки, брат! Какому черту твою Проплёванную нужно? – Нет, голубчик, и до сих пор находятся люди, которым нужно… Даже странно: кажется, зачем? ну кому надобно? – ан нет, выищется-таки кто-нибудь! – Который тебе пятиалтынный даст. Слушай! говори ты мне решительно: ежели он нас поодиночке будет склонять – ты как ответишь? — 26 —
|