|
– Как ты думаешь, погибнет ябеда? – обратился я к Глумову. – Непременно, – ответил он, сразу отгадав мои мысли. – Во-первых, она слишком разбросалась и все свои задачи потопила в массе околичностей; во-вторых, она кровно обидела «среднего» человека, для которого вопрос о целости шкуры представляется существеннейшею задачей всей жизни. – Вот мы, например… – Ну да, мы; именно мы, «средние» люди. Сообрази, сколько мы испытали тревог в течение одного дня! Во-первых, во все лопатки бежали тридцать верст; во-вторых, нас могли съесть волки, мы в яму могли попасть, в болоте загрузнуть; в-третьих, не успели мы обсушиться, как опять этот омерзительный вопрос: пачпорты есть? А вот ужо погоди: свяжут нам руки назад и поведут на веревочке в Корчеву… И ради чего? что мы сделали? – Прекрасно; но каким же образом средний человек успеет победить ябеду? – А вот именно этим вопросом, который я сейчас сделал. Будет и в домах, и на улицах, и на распутиях, и шепотом, и вполголоса, и громко спрашивать: что мы сделали? Только и всего. Высшего разряда интеллигент не снизойдет до этого вопроса, мелкая сошка – не возвысится до него, а «средний» человек именно как раз ему в меру пришелся. Средний человек до болезненности чувствителен к тем благам, совокупность которых составляет жизненный комфорт. Не к еде одной, не к одному прилично сшитому платью, а к комфорту вообще, и в том числе к свободе мыслить и выражать свои мысли по-человечески. И вот, когда он замечает, что в его мысль залезает шалопай, когда он убеждается, что шалопай на каждом шагу ревизует его душу, дразнит его и отравляет его существование сплетнями, – он начинает метаться и закипать. Некоторое время он, конечно, сдерживает себя и виляет – вот как мы, например: шутка сказать, с Очищенным связались! – но потом разевает рот и кричит: за что? что я сделал!! – А потом? – Чудак! А потом, разумеется, и остальные средние люди разевают рты: и в самом деле, что же он сделал? И выходит немая сцена – вроде как в «Ревизоре», – для постановки которой приходится прибегать к содействию балетмейстера. Глумов помолчал с минуту и продолжал: – Высокоинтеллигентного человека легко изолировать, потому что он относится к мелочам индифферентно. Его можно вырвать из рядов человеческих и скомкать, потому что средний человек не заступится за него,* а только будет стыдливо замыкать уши и жмурить глаза. Мелкая сошка – та сама руки протянет: вяжите, батюшки, мы люди привышные! А средний человек – тот галдеть будет. У него, куда он ни обернется – везде «свой брат», которому он будет жаловаться и руки показывать: смотрите, запястья-то как натерли! Это мне-то натерли! мне, дворянскому сыну, мне, правящему классу… руки натерли! — 150 —
|