Иван Иваныч не дал мне докончить и с изумлением спросил: – Так и корреспондентам деньги платят? – Конечно, и даже совершенно достаточные, чтоб не… – Ах, прах те побери! Отец Николай, слышь? – Слышу и ничего в том предосудительного не нахожу, ибо знаю по собственному опыту, что такое духовный труд, особливо ежели оный совершается в благоприличных формах и в благопотребное время… – Нет, да ты шутишь! настоящими ли деньгами-то платят вам? не гуслицкими ли?* – Настоящими, – сказал я, – и вот вам доказательство… Я вынул из бумажника десятирублевую и подал ему. Он поднес ее к фонарю, посмотрел на огонь и вдруг с быстротою молнии опустил ее в свой карман. – Я ее дома ужо в рамку вставлю и на стенке в гостиной у себя повешу! – сказал он. Положение мое было критическое. С одной стороны, я понимал, что это шутка (испытательного характера), но с другой – мне вдруг сделалось так жалко, так жалко этой десятирублевой бумажки, что даже сердце в груди невольно стеснилось. Не желая, однако ж, выказать свои опасения, я решился пойти на компромисс (опять вспомнил ваши передовые статьи, где это слово так часто употребляется). – Прекрасно, – сказал я, – в таком случае вы мою бумажку вывесите, а мне отдадите свою равносильной ценности. К несчастию, голос мой при этом дрогнул, и это дало ему повод продолжать свою шутку. – Жирно будет! – воскликнул он. – Но почему же? – А потому что потому… Выпьем, корреспондент! Он откупорил фляжку, налил чарочку и поднес ее к моему лицу; но в то время, как я уже почти касался чарки губами, он ловким маневром отдернул ее от меня и выпил вино сам. – За твое здоровье… корреспондент! Это была новая шутка, и опять испытательного характера, но на сей раз я решился не высказывать своих чувств. – Итак, – сказал я, возвращаясь к прерванному разговору о позаимствованной у меня бумажке, – за вами десять рублей. – Шалишь, любезный! Хочешь, грех пополам? – Но зачем же я получу только пять рублей, коль скоро вы у меня взяли целых десять? – Ну, слушай! Пойдем на аккорд: пять рублей я тебе отдам сейчас, а пять – через год. Хочешь? А твою бумажку в рамку вставить велю и подпишу: корреспондентова бумажка… По рукам, что ли? – Не могу и на это согласиться, потому что и это не будет справедливо. А впрочем, я понимаю, что это с вашей стороны шутка, и охотно буду ожидать, покуда вы сами найдете возможным положить ей конец. – Рассердился… корреспондент! — 177 —
|