|
– Что ж, ты, чай, так их сырые и приел? – спрашивал его обыкновенно Феденька. – Ей ! – отвечал Петенька, который, помимо малоумия, был до такой степени косноязычен, что трудно было понять, что он говорит. – Ну, брат, скотина же ты! – Кати… Итак, вот то семейство, среди которого Марья Петровна Воловитинова считала себя совершенно счастливою. Часу в первом усмотрено было по дороге первое облако пыли, предвещавшее экипаж. Девки засовались, дом наполнился криками: «Едут! едут!» Петенька, на палочке верхом, выехал на крыльцо и во все горло драл какую-то вновь сочиненную им галиматью: «Пати-маля, маля-тата-бум-бум!» Марья Петровна тоже выбежала на крыльцо и по дороге наградила Петеньку таким шлепком по голове, что тот так и покатился. Первая прибыла Пашенька: она была одна, без мужа. – Друг ты мой! а что же друг-то твой, Максим Александрыч? – воскликнула Марья Петровна, заключая в свои объятия возлюбленную внучку. – Максиму Александрычу никак нельзя, милая бабенька; у нас, бабенька, скоро торги, так он приготовляется! Здравствуй, Петька! – Пати-маля, маля-тата, бум-бум ! – Это он что-то новое у вас, бабенька, выучил! – Не слыхала еще! сегодня, должно быть, выдумал! это он «реприманд» дорогим гостям делает. – А я, бабенька, полторы тысячи накопила! – сообщает Пашенька, как только унялись первые восторги. – Ах, ты моя ягодка! да никак ты тяжела! – Я, милая бабенька, тяжела уж с одиннадцатого февраля! – Ах, малютка ты моя милая! где ж ты рожать-то будешь? – Максим Александрыч говорит, что у себя, в городе. – Да есть ли у вас бабка-то там? – У нас, бабенька, такая бабка… такая бабка! нарочно для нашей губернаторши лучшую из Петербурга прислали! – Стало быть, у вас губернаторша-то еще рожает? – Ах, бабенька! у нас губернаторша… это ужас! Уж немолодая женщина, а каждый год! каждый год! – Ну, это хорошо, что бабка у вас такая… Куда же ты деньги-то? положила? – Нет, бабенька, Максим Александрыч мне класть не советовал; проценты нынче в опекунском совете маленькие, так я в рост за большие проценты отдала. – Смотри, чтоб он у тебя денег-то не выманил! – Кто это? – А Максимушка-то твой; бывают, Пашенька, мой друг, бывают такие озорники, что жену готовы живую съесть, только бы деньги из нее вымучить! – Ну, уж это, бабенька, тогда разве будет, когда он жилы из меня потянет! – То-то, ты смотриГ Бабенька смотрит Пашеньке в глаза и не налюбуется на нее; Пашенька, с своей стороны, докладывает, что приходил к ней недавно в город мужик из Жостова, Михей Пантелеев, просил оброк простить, потому что погорел, «да я ему, милая бабенька, не простила». — 232 —
|