|
– Вот хоть бы сейчас. Говорил, это, говорил… Только что вот уцепишься за что-нибудь – глядь, он опять, шельма, из рук выскочил! – И как он это просто сказал: налог, дескать, на ваше невежество! До сих пор казна налоги собирала, а нынче, изволите видеть, новые сборщики проявились! – То ли дело прежние порядки! Придешь, бывало, к секретарю, сунешь ему барашка в бумажке: плети, не торопясь! – А покуда он плетет – ты переезжай из усадьбы в усадьбу! – Нет, этот и из-за тридевять земель выколупает! от него ни горами, ни морями – ничем не загородишься! С своей стороны, педагог был неутешен. – Теперича кафедра гражданского права… как тут учить! Как я скажу деточкам, что в гражданском процессе нет безотносительной истины! Ведь деточки – умные! А как же, скажут, ты давеча говорил, что собственность есть краеугольный камень всякого благоустроенного общества?! Один из заспанных праздношатающихся воспользовался этим смутным настроением общества и, остановившись против педагога, сказал: – Слушайте! давайте, ради Христа, в преферанс играть! Педагог с минуту колебался, но потом махнул рукой и согласился. Его примеру последовали и депутаты. Через пять минут в каюте были раскинуты два стола, за которыми шла игра, перемежаемая беседой по душе. – А вы слышали, что лекарь-то наш женился? – Не может быть! неужто на предводительской француженке? – Верно изволили угадать. Шестого числа у Петра Петровича в Воронове и свадьба была. – Ну, едва ли, однако ж, наш эскулап в расчете останется! – Чего в расчете! Сразу так и разыграл пословицу: по усам текло, в рот не попало! – Что вы! – Такая тут у нас вышла история! такая история! Надо вам сказать, что еще за неделю перед тем встречает меня Петр Петрович в городе и говорит: «Приезжай шестого числа в Вороново, я Машу замуж выдаю!» Ну, я, знаете, изумился, потому ничего этакого не видно было… – Помилуйте! как же не видно было! Да она с эскулапом-то, говорят, уж давненько!.. – Говорят-то говорят, а кто видел?.. Конечно, может быть, она и приголубливала его, но чтобы дойти до серьезного – ни-ни! Не такая это женщина, чтоб стала из-за пустого каприза верным положением рисковать. Ну-с, так слушайте. Приезжаю я перед вечером, а они уж и в церковь совсем готовы. Да, надо вам, впрочем, сказать, что Петр Петрович перед этим в нашу веру ее окрестил, чтобы после, знаете, разговоров не было… Ну-с, в церковь… из церкви… шабаш, значит! В десять часов ужин. Весела она, обольстительна – как никогда! Кружева, блонды, атлас, брильянты; ну, думаю, кого-то ты, голубушка, будешь своими парюрами в нашем городишке прельщать? Хорошо. Не успели мы отужинать, а у них уж и экипажи готовы: молодые – к себе в город, Петр Петрович – в Москву. И представьте, среди тостов вдруг встает наш эскулап и провозглашает: «Господа! до сих пор шли тосты, так сказать, официальные; теперь я предлагаю мой личный , задушевный тост: здоровье отъезжающего!» Это Петра Петровича-то! — 194 —
|