|
– Нет-с, нам скучать некогда, потому что мы завсегда в трудах… – Оне у меня, ваше превосходительство, к своему делу приставлены-с, потому, мы так насчет этого судим, что коли-ежели эта самая… хочь бы дама-с… да ежели по нашему месту без трудов-с… больших тут мечтаниев ожидать нужно-с! – Да, это так; я это сам… А все-таки, милая Авдотья Григорьевна, сознайтесь, что скучно? – Конечно, коли-ежели сравнить с Кашином… там одних церквей сколько! Опять же родители… – А в Петербург хотелось бы? Ну, признайтесь, – хотелось бы? – Нет уж, куда в Петербург! вот в Кашин… в Угличе тоже весело живут! ну, а Калязин – нет, кажется, этого города постылее! – Ну, Углич там, Кашин, Калязин… А все, я думаю, сердечко-то так в Петербург и рвется? – Нет уж… В одном только я петербургскиим господам завидую: что они царскую фамилию постоянно видеть могут! – Это делает вам честь, сударыня. Что же! со временем, когда дела Антона Валерьяновича разовьются, может быть, вам и представится случай удовлетворить вашему похвальному чувству. – Нет уж… А вот у нас, в Кашине, один купец в Петербурге был, так сказывал: каждый день, говорит, на Невскиим в золотых каретах… – Ну, это-то он, положим, от себя присочинил, а все-таки… Знаете ли что? потормошите-ка вы Антона Валерьяновича вашего, да и махнем… а я бы вам всё показал! – Нет уж… А вы и во дворце бывали? – Сколько раз, милая Авдотья Григорьевна! – И государя видеть изволили? – Сколько раз! Однажды даже… Петенька вдруг ощутил потребность лгать. Он дал волю языку и целый час болтал без умолку. Рассказывал про придворные балы, про то, какие платья носят петербургские барыни, про итальянскую оперу, про Патти; одним словом, истощил весь репертуар. Под конец, однако, спохватился, взглянул на часы и вспомнил, что ему надо еще об деле переговорить. – А я ведь к вам, Антон Валерьяныч, между прочим, и по делу, – сказал он. – Извольте только приказать, ваше превосходительство! Все силы-меры, то есть сколько есть силы-возможности… – Скажите, неужели дела отца так плохи? – Так плохи! так плохи! то есть как только живут еще его превосходительство! Усадьба, теперича, без призору… Скотный двор, конный… опять же поля… так худо! так худо! – Да, и я уж заметил. Давеча бегал – нигде ни одной души не нашел. Один только мерзавец сыскался, да и тот вверх брюхом дрыхнет! – Уж коли ваше превосходительство в короткую, можно сказать, минуту заметили, так уж нам-то что и говорить! — 167 —
|