«Это они на всякий случай прикапливают! – рассуждал он сам с собою, – только куда они прячут?» И он с злорадством ожидал, что вот-вот придет некто, который всю эту шваль погонит и все разом устроит. Этот таинственный «некто» явился в лице Антона Стрелова. Это уже был не прежний худой и замученный Антошка, с испитым лицом, с вдавленною грудью, с полным отсутствием живота, который в обшарпанном длиннополом сюртуке ждал только мановения, чтобы бежать вперед, куда глаза глядят. Напротив того, пред лицо генерала предстал малый солидный, облеченный в синюю поддевку тонкого сукна, плотно обтягивавшую довольно объемистое брюшко, который говорил сдержанно резонным тоном и притом умел сообщить своей почтительности такой характер, как будто источником ее служило не грубое раболепство, а лишь сознание заслуг и высокости звания того лица, которому он, Антон, имел честь «докладывать». Это до того приятно поразило генерала, что и он, в свою очередь, не счел возможным отнестись к Стрелову в том презрительно-фамильярном тоне, в каком он вообще говорил с людьми низкого звания. – Ну, Антон… как по отчеству – не знаю… – сказал он, сам, очевидно, смущенный необходимостью допущенной им уступки. – Верельяныч, – спокойно ответил Стрелов. – Ну, так вот, стало быть, Антон Велерьяныч, надобно нам ладком об делах поговорить! – С великим моим удовольствием, ваше превосходительство! Дела вашего превосходительства я даже и сейчас очень хорошо знаю. Нехороши дела, ваше превосходительство! то есть, так нехороши! так нехороши! – Затем, братец, я тебя и позвал. Поправить надо. – Ваше превосходительство! как перед богом, так и перед вами! Поправку тут даже очень хорошую можно сделать! Одно слово – извольте приказать! Только кликнуть извольте: «Антон, мол, Верельянов!..» и коли-ежели… – Ну да, вот этого-то я и хочу. Сам видишь, как я живу. Усадьба – не достроена; в сад войдешь – сухие прутья да ямы из-под овинов… – На что хуже-с! – А оброки между тем поступают плохо, земля – в убыток… – Земля… в убыток! Помилуйте! это даже удивительно для меня! – усомнился Антон и словно бы даже укоризненно покачал головой. – И я, братец, удивляюсь… – По-нашему, ваше превосходительство, та?к нужно сказать: не токма что убыток, а пользу должна земля принести! вот какое об этом деле мы рассужденье имеем. – И я, брат, это рассужденье-то имею… – Ваше превосходительство! позвольте вам доложить! Как же эта самая земля может убыток приносить, коли-ежели ей, можно сказать, от самого бога так определено, чтобы человек от нее пропитанье себе имел! Это точно, что по нынешнему времю все господа большую претензию имеют… Вот Толстопятов господин или кандауровский барин – все они меня точно так же спрашивали: «Отчего, мол, Антон, землю нынче работать – себе в убыток?» Однако, как осмотрел я всё как следует, и вижу: тут местечко полезное, там местечко, в другом месте – десятинка-с… Смотришь, десятинка да десятинка – ан, можно сказать, и пользу сыскали! — 145 —
|