|
– Я не знаю, право, Аглая Ивановна, как вам ответить; тут… тут что же отвечать? Да и… надо ли? – Вы, кажется, сконфузились и задыхаетесь; отдохните немного и соберитесь с новыми силами; выпейте стакан воды; впрочем, вам сейчас чаю дадут. – Я вас люблю, Аглая Ивановна, я вас очень люблю; я одну вас люблю и… не шутите, пожалуйста, я вас очень люблю. – Но, однако же, это дело важное; мы не дети, и надо взглянуть положительно… Потрудитесь теперь объяснить, в чем заключается ваше состояние? – Ну-ну-ну, Аглая! Что ты! Это не так, не так… – испуганно бормотал Иван Федорович. – Позор! – громко прошептала Лизавета Прокофьевна. – С ума сошла! – так же громко прошептала Александра. – Состояние… то есть деньги? – удивился князь. – Именно. – У меня… у меня теперь сто тридцать пять тысяч, – пробормотал князь, закрасневшись. – Только-то? – громко и откровенно удивилась Аглая, нисколько не краснея. – Впрочем, ничего; особенно если с экономией… Намерены служить? – Я хотел держать экзамен на домашнего учителя… – Очень кстати; конечно, это увеличит наши средства. Полагаете вы быть камер-юнкером? – Камер-юнкером? Я никак этого не воображал, но… Но тут не утерпели обе сестры и прыснули со смеху. Аделаида давно уже заметила в подергивающихся чертах лица Аглаи признаки быстрого и неудержимого смеха, который она сдерживала покамест изо всей силы. Аглая грозно было посмотрела на рассмеявшихся сестер, но и секунды сама не выдержала и залилась самым сумасшедшим, почти истерическим хохотом; наконец вскочила и выбежала из комнаты. – Я так и знала, что один только смех и больше ничего! – вскричала Аделаида, – с самого начала, с ежа. – Нет, вот этого уж не позволю, не позволю! – вскипела вдруг гневом Лизавета Прокофьевна и быстро устремилась вслед за Аглаей. За нею тотчас же побежали и сестры. В комнате остались князь и отец семейства. – Это, это… мог ты вообразить что-нибудь подобное, Лев Николаич? – резко вскричал генерал, видимо сам не понимая, что хочет сказать, – нет, серьезно, серьезно говоря? – Я вижу, что Аглая Ивановна надо мной смеялась, – грустно ответил князь. – Подожди, брат; я пойду, а ты подожди… потому… объясни мне хоть ты, Лев Николаич, хоть ты: как всё это случилось и что все это означает, во всем, так сказать, его целом? Согласись, брат, сам, – я отец; все-таки ведь отец же, потому я ничего не понимаю; так хоть ты-то объясни! — 369 —
|