Коля всё еще не понимал дела вполне и даже надеялся взять строгостию. – Ну куда мы теперь потащимся, как вы думаете, генерал? – сказал он. – К князю не хотите, с Лебедевым рассорились, денег у вас нет, у меня никогда не бывает: вот и сели теперь на бобах, среди улицы. – Приятнее сидеть с бобами, чем на бобах, – пробормотал генерал, – этим… каламбуром я возбудил восторг… в офицерском обществе… сорок четвертого… Тысяча… восемьсот… сорок четвертого года, да!.. Я не помню… О, не напоминай, не напоминай! «Где моя юность, где моя свежесть!» Как вскричал… кто это вскричал, Коля? – Это у Гоголя, в «Мертвых душах», папаша, – ответил Коля и трусливо покосился на отца. – Мертвые души! О да, мертвые! Когда похоронишь меня, напиши на могиле: «Здесь лежит мертвая душа!» Позор преследует меня! Это кто сказал, Коля? – Не знаю, папаша. – Еропегова не было! Ерошки Еропегова!.. – вскричал он в исступлении, приостанавливаясь на улице, – и это сын, родной сын! Еропегов, человек, заменявший мне одиннадцать месяцев брата, за которого я на дуэль… Ему князь Выгорецкий, наш капитан, говорит за бутылкой: «Ты, Гриша, где свою Анну получил, вот что скажи?» – «На полях моего отечества, вот где получил!» Я кричу: «Браво, Гриша!» Ну, тут и вышла дуэль, а потом повенчался… с Марьей Петровной Су… Сутугиной и был убит на полях… Пуля отскочила от моего креста на груди и прямо ему в лоб. «Ввек не забуду!» – крикнул и пал на месте. Я… я служил честно, Коля; я служил благородно, но позор – «позор преследует меня!» Ты и Нина придете ко мне на могилку… «Бедная Нина!» Я прежде ее так называл, Коля, давно, в первое время еще, и она так любила… Нина, Нина! Что сделал я с твоею участью! За что ты можешь любить меня, терпеливая душа! У твоей матери душа ангельская, Коля, слышишь ли, ангельская! – Это я знаю, папаша. Папаша, голубчик, воротимтесь домой к мамаше! Она бежала за нами. Ну что вы стали? Точно не понимаете… Ну чего вы-то плачете? Коля сам плакал и целовал у отца руки. – Ты целуешь мне руки, мне! – Ну да, вам, вам. Ну что ж удивительного? Ну чего вы ревете-то среди улицы, а еще генерал называется, военный человек, ну, пойдемте! – Благослови тебя бог, милый мальчик, за то, что почтителен был к позорному, – да! к позорному старикашке, отцу своему… да будет и у тебя такой же мальчик… le roi de Rome… О, «проклятие, проклятие дому сему!» – Да что ж это в самом деле здесь происходит! – закипел вдруг Коля. – Что такое случилось? Почему вы не хотите вернуться домой теперь? Чего вы с ума-то сошли? — 362 —
|