– Она сама тебя с собой взяла? – А что ж? – осклабился Рогожин. – Увидел то, что и знал. Письма-то прочитал, знать? – А ты разве их вправду читал? – спросил князь, пораженный этою мыслью. – Еще бы; всякое письмо мне сама показывала. Про бритву-то помнишь, хе-хе! – Безумная! – вскричал князь, ломая свои руки. – Кто про то знает, может, и нет, – тихо проговорил Рогожин, как бы про себя. Князь не ответил. – Ну, прощай, – сказал Рогожин, – ведь и я завтра поеду; лихом не поминай! А что, брат, – прибавил он, быстро обернувшись, – что ж ты ей в ответ ничего не сказал? «Ты-то счастлив или нет?» – Нет, нет, нет! – воскликнул князь с беспредельною скорбью. – Еще бы сказал «да»! – злобно рассмеялся Рогожин и пошел не оглядываясь. Часть четвертаяIПрошло с неделю после свидания двух лиц нашего рассказа на зеленой скамейке. В одно светлое утро, около половины одиннадцатого, Варвара Ардалионовна Птицына, вышедшая посетить кой-кого из своих знакомых, возвратилась домой в большой и прискорбной задумчивости. Есть люди, о которых трудно сказать что-нибудь такое, что представило бы их разом и целиком, в их самом типическом и характерном виде; это те люди, которых обыкновенно называют людьми «обыкновенными», «большинством», и которые действительно составляют огромное большинство всякого общества. Писатели в своих романах и повестях большею частию стараются брать типы общества и представлять их образно и художественно, – типы, чрезвычайно редко встречающиеся в действительности целиком и которые тем не менее почти действительнее самой действительности. Подколесин в своем типическом виде, может быть, даже и преувеличение, но отнюдь не небывальщина. Какое множество умных людей, узнав от Гоголя про Подколесина, тотчас же стали находить, что десятки и сотни их добрых знакомых и друзей ужасно похожи на Подколесина. Они и до Гоголя знали, что эти друзья их такие, как Подколесин, но только не знали еще, что они именно так называются. В действительности женихи ужасно редко прыгают из окошек пред своими свадьбами, потому что это, не говоря уже о прочем, даже и неудобно; тем не менее сколько женихов, даже людей достойных и умных, пред венцом сами себя в глубине совести готовы были признать Подколесиными. Не все тоже мужья кричат на каждом шагу: «Tu l’as voulu, George Dandin!».[27] Но, боже, сколько миллионов и биллионов раз повторялся мужьями целого света этот сердечный крик после их медового месяца, и кто знает, может быть, и на другой же день после свадьбы. — 330 —
|