– Да как же ты… как же ты… – вскричал князь и не докончил. Он с ужасом смотрел на Рогожина. – Что же не доканчиваешь, – прибавил тот, осклабившись, – а хочешь, скажу, что ты вот в эту самую минуту про себя рассуждаешь: «Ну, как же ей теперь за ним быть? Как ее к тому допустить?» Известно, что думаешь… – Я не за тем сюда ехал, Парфен, говорю тебе, не то у меня в уме было… – Это может, что не за тем, и не то в уме было, а только теперь оно уж наверно стало за тем, хе-хе! Ну, довольно! Что ты так опрокинулся? Да неужто ты и впрямь того не знал? Дивишь ты меня! – Всё это ревность, Парфен, всё это болезнь, всё это ты безмерно преувеличил… – пробормотал князь в чрезвычайном волнении. – Чего ты? – Оставь, – проговорил Парфен и быстро вырвал из рук князя ножик, который тот взял со стола, подле книги, и положил его опять на прежнее место. – Я как будто знал, когда въезжал в Петербург, как будто предчувствовал… – продолжал князь. – Не хотел я ехать сюда! Я хотел всё это здешнее забыть, из сердца прочь вырвать! Ну, прощай… Да что ты! Говоря, князь в рассеянности опять было захватил в руки со стола тот же ножик, и опять Рогожин его вынул у него из рук и бросил на стол. Это был довольно простой формы ножик, с оленьим черенком, нескладной, с лезвием вершка в три с половиной, соответственной ширины. Видя, что князь обращает особенное внимание на то, что у него два раза вырывают из рук этот нож, Рогожин с злобною досадой схватил его, заложил в книгу и швырнул книгу на другой стол. – Ты листы, что ли, им разрезаешь? – спросил князь, но как-то рассеянно, всё еще как бы под давлением сильной задумчивости. – Да, листы… – Это ведь садовый нож? – Да, садовый. Разве садовым нельзя разрезать листы? – Да он… совсем новый. – Ну что ж, что новый? Разве я не могу сейчас купить новый нож? – в каком-то исступлении вскричал наконец Рогожин, раздражавшийся с каждым словом. Князь вздрогнул и пристально поглядел на Рогожина. – Эк ведь мы! – засмеялся он вдруг, совершенно опомнившись. – Извини, брат, меня, когда у меня голова так тяжела, как теперь, и эта болезнь… я совсем, совсем становлюсь такой рассеянный и смешной. Я вовсе не об этом и спросить-то хотел… не помню о чем. Прощай… – Не сюда, – сказал Рогожин. – Забыл! – Сюда, сюда, пойдем, я укажу. IVПошли чрез те же комнаты, по которым уже князь проходил; Рогожин шел немного впереди, князь за ним. Вошли в большую залу. Здесь, по стенам, было несколько картин, всё портреты архиереев и пейзажи, на которых ничего нельзя было различить. Над дверью в следующую комнату висела одна картина, довольно странная по своей форме, около двух с половиной аршин в длину и никак не более шести вершков в высоту. Она изображала Спасителя, только что снятого со креста. Князь мельком взглянул на нее, как бы что-то припоминая, впрочем, не останавливаясь, хотел пройти в дверь. Ему было очень тяжело и хотелось поскорее из этого дома. Но Рогожин вдруг остановился пред картиной. — 150 —
|