— Он и ночью здесь лежит. Об него в темноте все спотыкаются. Я через него одеяло свое разорвал. Селизнева сказала: — У него вечно из кармана какие-то гвозди вываливаются. Невозможно по коридору босой ходить, того и гляди ногу напорешь. — Они давеча хотели его керосином пожечь, — сказал дворник. — Мы его керосином облили, — сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал: — Мы его только для страха облили, а поджечь и не собирались. — Да я бы не позволила в своем присутствии живого человека жечь, — сказала Селизнева. — А почему этот гражданин в коридоре лежит? — спросил вдруг милиционер. — Здрасьте пожалуйста! — сказал Коршунов, но Калугин его перебил и сказал: — А потому что у него нет другой жилплощади: вот в этой комнате я живу, в той — вот они, в этой — вот он, а уж Мышин тут, в коридоре живет. — Это не годится, — сказал милиционер. — Надо, чтобы все на своей жилплощади лежали. — А у него нет другой жилплощади, как в коридоре, — сказал Калугин. — Вот именно, — сказал Коршунов. — Вот он вечно тут и лежит, — сказала Селизнева. — Это не годится, — сказал милиционер и ушел вместе с дворником. Коршунов подскочил к Мышину. — Что? — закричал он. — Как вам это по вкусу пришлось? — Подождите, — сказал Калугин и, подойдя к Мышину, сказал: — Слышал, чего говорил милиционер? Вставай с полу! — Не встану, — сказал Мышин, продолжая лежать на полу. — Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать, — сказала Селизнева. — Определенно, — сказал с раздражением Калугин. И Коршунов сказал: — Я в этом не сомневаюсь. Parfaitement![2] <8 ноября 1940> ЛекцияПушков сказал: — Женщина — это станок любви. И тут же получил по морде. — За что? — спросил Пушков. Но, не получив ответа на свой вопрос продолжал: — Я думаю так: к женщине надо подкатываться снизу. Женщины это любят и только делают вид, что они этого не любят. Тут Пушкова опять стукнули по морде. — Да что же это такое, товарищи! Я тогда и говорить не буду, — сказал Пушков. Но, подождав с четверть минуты, продолжал: — Женщина устроена так, что она вся мягкая и влажная. Тут Пушкова опять стукнули по морде. Пушков попробовал сделать вид, что он этого не заметил и продолжал: — Если женщину понюхать… Но тут Пушкова так сильно трахнули по морде, что он схватился за щеку и сказал: — 97 —
|