Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Новая анатомия

Так, ни о том и ни о сем.

Иван Антонович :

Давайте карты принесем.

Мотыльков :

Тогда остаться я не прочь.

Хозяин :

Ну ты мне мысли не морочь.

Сказал — уходишь. И вали!

Солдат Ферзев (вбегая ):

Стреляй! Держи! Руби! Коли!

Хозяин :

Что тут за крик? Что за тревога?

Кто тут скандалист, того нога не переступит моего порога.

Солдат Ферзев (указывая на баронессу Пирогову ):

Она ко мне вот так прильнула,

потом она меня кольнула,

потом она меня лягнула,

она меня, солдата, обманула.

1933

Скасска

Жил-был один человек, звали его Семёнов.

Пошел однажды Семёнов гулять и потерял носовой платок.

Семёнов начал искать носовой платок и потерял шапку.

Начал искать шапку и потерял куртку. Начал куртку искать и потерял сапоги.

— Ну, — сказал Семёнов, — этак все растеряешь. Пойду лучше домой.

Пошел Семёнов домой и заблудился.

— Нет, — сказал Семёнов, — лучше я сяду и посижу.

Сел Семёнов на камушек и заснул.

<1933>

«Воронин (вбегая)…»

Воронин (вбегая ):

Остановка истории!

Люди бегут по улице!

На Неве стреляют из пушек!

Степанов (подскакивая на стуле ):

Которое сегодня число?

Воронин :

Девятнадцатое марта!

Степанов (падая на пол ):

Проспал! Проспал!

<1933>

«Мы жили в двух комнатах. Мой приятель…»

Мы жили в двух комнатах. Мой приятель занимал комнату поменьше, я-же занимал довольно большую комнату, в три окна. Целые дни моего приятеля не было дома, и он возвращался в свою комнату, только чтобы переночевать. Я же почти всё время сидел в своей комнате, и если выходил, то либо на почту, либо купить себе что нибудь к обеду. В добавок я заполучил сухой плеврит, и это ещё больше удерживало меня на месте.

Я люблю быть один. Но вот прошёл месяц и мне моё одиночество надоело. Книга не развлекала меня, а садясь за стол, я часто просиживал по долгу, не написав ни строчки. Я опять брался за книгу, а бумага оставалась чистой. Да ещё это болезненное состояние! Одним словом, я начал скучать.

Город, в котором я жил это время, мне совершенно не нравился. Он стоял на горе и всюду открывались открыточные виды. Эти виды мне так опротивили, что я даже рад был сидеть дома. Да собственно кроме почты, рынка и магазина, мне и ходить то было некуда.

И так я сидел дома как затворник.

Были дни, когда я ничего не ел. Тогда я старался создать себе радостное настроение. Я ложился на кровать и начинал улыбаться. Я улыбался по двадцати минут зараз, но потом улыбка переходила в зевоту. Это было очень неприятно. Я приоткрывал рот настолько, что бы только улыбнуться, а он открывался шире и я зевал. Я начинал мечтать.