|
Слезы не льются из глаз, но скипаются в горестном сердце. Ты же мне можешь помочь: напиши лишь умильную песню, Песнь погребальную милому брату, ее чтобы слыша, Мог я рыдать, и тоска бы моя получила ослабу!» Кротко взглянул Иоанн и печально в ответ ему молвил: «Или не ведаешь ты, каким я связан уставом? Строгое старец на песни мои наложил запрещенье!» Тот же стал паки его умолять, говоря: «Не узнает Старец о том никогда; он отсель отлучился на три дня, Брата ж мы завтра хороним; молю тебя всею душою, Дай утешение мне в беспредельно горькой печали!» Паки ж отказ получив: «Иоанне! – сказал черноризец, – Если бы был ты телесным врачом, а я б от недуга Так умирал, как теперь умираю от горя и скорби, Ты ли бы в помощи мне отказал? И не дашь ли ответа Господу богу о мне, если ныне умру безутешен?» Так говоря, колебал в Дамаскине он мягкое сердце. Собственной полон печали, певец дал жалости место; Черною тучей тогда на него низошло вдохновенье, Образы мрачной явились толпой, и в воздухе звуки Стали надгробное мерно гласить над усопшим рыданье. Слушал певец, наклонивши главу, то незримое пенье, Долго слушал, и встал, и, с молитвой вошедши в пещеру, Там послушной рукой начертал, что ему прозвучало. Так был нарушен устав, так прервано было молчанье. * * *Над вольной мыслью богу неугодны Насилие и гнет: Она, в душе рожденная свободно, В оковах не умрет! Ужели вправду мнил ты, близорукий, Сковать свои мечты? Ужель попрать в себе живые звуки Насильно думал ты? С Ливанских гор, где в высоте лазурной Белеет дальний снег, В простор степей стремяся, ветер бурный Удержит ли свой бег? И потекут ли вспять струи потока, Что между скал гремят? И солнце там, поднявшись от востока, Вернется ли назад? 8Колоколов унылый звон С утра долину оглашает. Покойник в церковь принесен; Обряд печальный похорон Собор отшельников свершает. Свечами светится алтарь, Стоит певец с поникшим взором, Поет напутственный тропарь, Ему монахи вторят хором: Тропарь «Какая сладость в жизни сей Земной печали непричастна? Чье ожиданье не напрасно? И где счастливый меж людей? Все то превратно, все ничтожно, Что мы с трудом приобрели, – Какая слава на земли Стоит тверда и непреложна? Все пепел, призрак, тень и дым, Исчезнет все как вихорь пыльный, И перед смертью мы стоим И безоружны и бессильны. Рука могучего слаба, Ничтожны царские веленья – Прими усопшего раба, Господь, в блаженные селенья! Как ярый витязь смерть нашла, — 139 —
|