|
«Детские годы» были задуманы как книга о детстве и вместе с тем как книга для детей. Но именно вторая половина задачи создавала для Аксакова наибольшие затруднения. Первые отрывки книги строились в форме воспоминаний писателя о своем детстве и, по-видимому, еще недостаточно глубоко раскрывали внутренний, душевный мир юного героя. Кроме того, и это самое главное, в первых набросках книги, очевидно, еще не выкристаллизовался художественный образ повествователя. Об этом свидетельствует дневниковая запись Погодина от 9 ноября 1856 г.: «Обедал у Аксаковых с Томашевским. Слушал книгу для детей. Нет, это не книга для детей. Это продолжение „Воспоминаний“ (Н. Барсуков. Упом. соч., т. XV, СПБ. 1901, стр. 286–287). Непривычность и сложность художественной задачи, стоявшей перед Аксаковым, заставляла его обращаться ко многим знакомым литераторам за советами и помощью. Одним из первых в их числе был Тургенев, с которым у Аксакова давно установились короткие, дружеские отношения. „Я занят теперь таким делом, – писал он Тургеневу, – о котором хотел бы знать ваше мнение. Я боюсь, попал ли я на настоящий тон и не нужно ли изменить самые приемы: я пишу книгу для детей, разумеется, не маленьких, а таких, которым около 12-ти лет. Я ничего не придумал лучшего, как написать историю ребенка, начав ее со времени баснословного, доисторического, и проведя его сквозь все впечатления жизни и природы, жизни преимущественно деревенской… Разумеется, здесь нет никакой подделки под детский возраст и никаких нравоучений“ („Русское обозрение“, 1894, № 12, стр. 590–591). Тургенев горячо поддержал замысел Аксакова: „Ваша мысль написать историю ребенка для детей – прекрасна, и я уверен, что вы исполните ее как нельзя лучше, с тою эпической ясностью и простотой, которая составляет вашу особенность между пишущей братьей“ („Вестник Европы“, 1894, № 2, стр. 498–499). Аксаков придавал особое значение своей новой книге и считал ее самой важной из всех написанных им ранее „в педагогическом отношении“. Вот почему он был очень требователен к себе, тщательно проверял каждый новый отрывок с точки зрения того, как он воспринимается посторонними людьми, и часто устраивал с этой целью чтения. „Я делал и частные чтения и публичные, – писал он А. И. Панаеву, – то есть приглашал по 50 человек слушателей. Люди, которым не могу не верить, говорят, что эта книга выше всего, написанного мною. Я не верю сам потому, что они слышали только отрывки. Нетерпеливо хочу узнать твое впечатление“ (Абрамцево, рук. 69). — 337 —
|