|
– Я буду жить здесь, а ты… будешь приезжать каждый день… Я буду выходить тебя встречать. – Но я без содрогания не могу представить себе этой твоей жизни!.. Ночью – он, днем – я… Нет, это невозможно! Оля, я так люблю тебя в настоящую минуту, что… я даже безумно ревнив… Я даже и не подозревал за собой способности на такие чувства… Но какая неосторожность! Я держал ее за талию, а она нежно гладила мою руку в то время, когда во всякую минуту можно было ждать, что кто-нибудь пройдет по аллее и увидит нас. – Идем, – сказал я, отдергивая свои руки. – Оденься и едем! – Но как ты всё это скоро… – промычала она плаксивым голосом. – Спешишь, словно на пожар… И бог знает что выдумал! Убежать сейчас же после венца! Что люди скажут! И Оленька пожала плечами. На лице ее было столько недоумения, удивления и непонимания, что я махнул рукой и отложил решение ее «жизненного вопроса» до следующего раза. Да и некогда уже было продолжать нашу беседу: мы всходили по каменным ступеням террасы и слышали людской говор. Перед дверью в столовую Оля поправила свою прическу, оглядела платье и вошла. На лице ее не заметно было смущения. Вошла она, сверх ожидания моего, очень храбро. – Возвращаю вам, господа, беглянку, – сказал я, входя и садясь на свое место. – Насилу нашел… Даже утомился… Выхожу в сад, смотрю, а она изволит прохаживаться по аллее… «Зачем вы здесь?» – спрашиваю… – «Да так, говорит, душно!..» Оля поглядела на меня, на гостей, на мужа… и захохотала. Ей стало вдруг смешно, весело. На лице ее я прочел желание поделиться со всей этой обедающей толпой своим внезапно набежавшим на нее счастьем, и, не имея возможности передать его на словах, она вылила его в своем смехе. – Какая я смешная! – сказала она. – Хохочу и сама не знаю, чего хохочу… Граф, смейтесь! – Горько! – крикнул Калинин. Урбенин кашлянул и поглядел вопросительно на Олю. – Ну? – спросила она, на секунду нахмурив брови. – Кричат-с – «горько», – ухмыльнулся Урбенин, поднимаясь и вытирая салфеткой губы. Ольга поднялась и дала ему поцеловать себя в неподвижные губы… Поцелуй этот был холоден, но еще более он поджег костер, тлевший в моей груди и готовый каждую минуту вспыхнуть пламенем… Я отвернулся и, стиснув губы, стал ждать конца обеда… Конец этот наступил, к счастью, скоро, иначе бы я не выдержал… – Поди сюда! – сказал я грубо, подходя после обеда к графу. Граф с удивлением поглядел на меня и последовал за мной в пустую комнату, куда я повел его… — 196 —
|