|
Ваше письмо огорчило меня и поставило в тупик*. Вы пишете о каких-то «странных вещах», которые я будто бы говорил у Лейкина, затем – просите во имя уважения к женщине не говорить о Вас «в этом духе» и, наконец, даже – «за одну эту доверчивость легко обдать грязью»… Что сей сон значит? Я и грязь… Мое достоинство не позволяет мне оправдываться; к тому же обвинения Ваши слишком неясны, чтобы в них можно было разглядеть пункты для самозащиты. Насколько могу понять, дело идет о чьей-нибудь сплетне. Так, что ли? Убедительно прошу Вас (если Вы доверяете мне не меньше, чем сплетникам), не верьте всему тому дурному, что говорят о людях у вас в Петербурге. Или же, если нельзя не верить, то уж верьте всему, не в розницу, а оптом: и моей женитьбе на пяти миллионах, и моим романам с женами моих лучших друзей и т. п. Успокойтесь, бога ради. Если я недостаточно убедителен, то поговорите с Ясинским, который после юбилея вместе со мною был у Лейкина. Помню, оба мы, я и он, долго говорили о том, какие хорошие люди Вы и Ваша сестра… Мы оба были в юбилейном подпитии, но если бы я был пьян как сапожник или сошел с ума, то и тогда бы не унизился до «этого духа» и «грязи» (поднялась же у Вас рука начертать это словечко!), будучи удержан привычною порядочностью и привязанностью к матери, сестре и вообще к женщинам. Говорить дурно о Вас да еще при Лейкине! Впрочем, бог с Вами. Защищаться от сплетен – это всё равно, что просить у жида взаймы: бесполезно. Думайте про меня, как хотите. У меня только одна вина. Вот она. Когда-то я получил от Вас письмо, в котором Вы делали мне запрос по поводу идеи какого-то нестоящего моего рассказа. Будучи тогда с Вами мало знаком и забыв, что Ваша фамилия по мужу – Авилова, я забросил Ваше письмо, а марку прикарманил – так я поступаю вообще со всеми запросами, а наипаче же с дамскими. Потом же в Петербурге, когда Вы намекнули мне насчет этого письма, мне вспомнилась Ваша подпись, и я почувствовал себя виноватым. Живу я в деревне. Холодно. Бросаю снег в пруд и с удовольствием помышляю о своем решении – никогда не бывать в Петербурге. Желаю Вам всего хорошего. Искренно преданный и уважающий А. Чехов. На конверте: Москва, Плющиха, собств. дом Б. А. Страховой для передачи Лидии Алексеевне Авиловой. Гуревич Л. Я., 19 марта 1892*1142. Л. Я. ГУРЕВИЧ 19 марта 1892 г. Мелихово. Ст. Лопасня, 19 март. Уважаемая Любовь Яковлевна! Газетную и журнальную беллетристику провинциальные газеты перепечатывают обыкновенно, не спрашивая авторского разрешения*. По крайней мере, перелистывая в Петербурге эти газеты, я находил в них почти все свои рассказы. Не разрешать провинциальным издателям печатать значит входить с ними в длинную, скучную и бесполезную переписку, так как провинция не имеет никакого понятия о литературной собственности и авторском праве, и перепечатку чужих повестей и постановку на сцене чужих пьес искренно не считает правонарушением. — 14 —
|