|
3 марта 1890 е. Печатается по автографу (ЦГАЛИ ). Впервые опубликовано: Письма , т. III, стр. 15–16. В. А. Тихонов ответил 8 марта 1890 г. (Записки ГБЛ , вып. 8. М., 1941, стр. 66–67). …Вы должны быть в Комиссии, в которой оба мы участвуем… – 20 января 1890 г. В. А. Тихонов был избран членом комиссии по пересмотру некоторых пунктов устава Общества русских драматических писателей и оперных композиторов. Чехов участвовал в этой комиссии как член комитета Общества. Об отказе Тихонова см. в письме 783. В начале апреля я уезжаю из России… – Тихонов ответил: «Искренно радуюсь и благословляю судьбу, дающую Вам возможность сделать этот далекий и занимательный вояж <…> Вы когда-то мне писали, что, вопреки мнению Н. П. Вагнера, Вы себя ни слоном, ни каким-либо иным зверем в русской литературе не считаете, и сопричисляли себя к артели писателей под названием „80-тые годы“ или „Конец XIX-го столетия“, включая в эту артель и Короленку, и Баранцевича, и Ясинского, и Щеглова, и даже меня грешного. Я и тогда с Вами согласен не был, а теперь в особенности протестую против этого. Нет, Антон Павлович, Вы в эту артель не годитесь: „В одну телегу впрячь не можно коня и сонных черепах!“ Не только в качестве равноспособного члена, но даже и вожаком или старостой этой артели зачислить Вас нельзя, потому что на основании артельных начал староста избирается непременно из среды этой же самой артели. Так вот, и в каторжных артелях (которые Вы на пути Вашем узрите) староста избирается из каторжников же и свободного вольного человека никто на подобный пост назначить не имеет права, даже и сам-то себя он назначить не может. А между нами Вы единственно вольный и свободный человек и душой, и умом, и телом вольный казак. А мы же все „В рутине скованы, не вырвемся из ига!..“ Да и не в одной рутине, а во многом другом, еще более ничтожном. Это Вы и сами хорошо подметили, когда писали, что Николай Степаныч Такой-то <„Скучная история“> читает желтенькие французские книжонки, а не современную русскую беллетристику. Вас-то бы он уж, наверное, читал не без полного удовлетворения. В другом своем письме Вы, по поводу позорища моего под названием „Качучи и чучи“ <пъеса „Лучи и тучи“>, писали, что молодым писателям следует платить деньги, но остерегаться награждать их лаврами. Вполне согласен с Вами; но если я позволяю себе писать Вам мои искренние и глубокие (во мне по крайней мере) убеждения, то это потому, что молодым писателем я Вас не считаю. Вы, может быть, молоды еще годами и сердцем, но ум Ваш – зрелый ум и его уже никакими лаврами не испортишь. Человек, постигнувший красоты „Святой ночи “, может быть еще только поэтом, полным вдохновения, чутким, нежным, но поэтом. Глубокий и тонкий наблюдатель поймет „Врагов“ и „Ведьму“ и мн<огое> другое. Созерцатель небесследно проедет по „Степи “. Психолог и „На пути “ и „Дома “ проследит за каждым извивом души человеческой. Психопатолог перестрадает и „Тиф “ и „Припадок “. Прозорливец отметит „Иванова “ как продукт нашего времени; но заглянуть в душу „Николая Степановича Такого-то “ может только мыслитель-философ. И для поэта, и для наблюдателя, и для психолога, и для прозорливца, и для созерцателя, и для психопатолога ранние лавры могут принести вред, но для философски созревшей мысли нет на свете опасностей. Вот поэтому-то смело присоединяюсь к Н. П. Вагнеру и вместе с ним заявляю Вам, что Вы слон между нами, т. е. между русскими писателями. А говорю я это всё потому, чтоб Вы поняли, почему я искренно радуюсь и благословляю судьбу, дающую Вам возможность прокатиться по белу свету и обогатить нас своими впечатлениями». — 239 —
|