|
«Так вот ты какая, шельма!» – подумал он и отправился в конюшню. В конюшне в это время Степан сидел на скамье и лениво, сидя, чистил бок стоящей перед ним лошади. Максим не вошел в конюшню, а стал у двери. – Степан! – сказал он. Степан не отвечал, не взглянул на отца. Лошадь пошатнулась. – Собирайся домой! – сказал Максим. – Не желаю. – Можешь ли ты мне это говорить? – Значит, могу, коли говорю. – Я приказываю! Степан вскочил и захлопнул конюшенную дверь перед носом Максима. Вечером к Степану прибежал из деревни мальчик и рассказал ему, что Максим выгнал Марью из дома и что Марья не знает, где ей переночевать. – Она теперь сидит около церкви и плачет, – рассказывал мальчишка, – а вокруг нее народ собрался да тебя ругает. На другой день рано утром, когда в барском доме еще спали, Степан надел свою старую одежу и пошел в деревню. Звонили к обедне. Утро было воскресное, светлое, веселое – только бы жить да радоваться! Степан прошел мимо церкви, взглянул тупо на колокольню и зашагал к кабаку. Кабак открывается, к несчастью, раньше, чем церковь. Когда он вошел в кабак, у прилавка уже торчали пьющие. – Водки! – скомандовал Степан. Ему налили водки. Он выпил, посидел и еще выпил. Степан опьянел и стал подносить. Началась шумная попойка. – Много ты у Стрельчихи жалованья получаешь? – спросил Сидор. – Сколько следовает. Пей, осел! – Доброе дело. С праздником, Степан Максимыч! С воскресным днем! А вы что же? – И я… И я пью… – Очень приятно… Всё это, собственно говоря, очень благополучно и обольстительно, Степан Максимыч! Так-с… А позвольте вас спросить, рублей десять получаете? – Ха-ха! Разве можно барину на десять целковых прожить? Что ты? Он сто получает! Степан посмотрел на сказавшего это и узнал в нем брата Семена, который сидел в углу на скамье и пил. Из-за Семена выглядывала пьянеющая физиономия дьячка Манафуилова и преехидно улыбалась. – Позвольте вас спросить, господин, – заговорил Семен, снимая шапку, – у барыни хорошие лошади или нет? Вам ндравятся? Степан молча налил себе водки и молча выпил. – Должно быть, очень хорошие, – продолжал Семен. – Только жаль, что кучера нет. Без кучера не того… Манафуилов подошел к Степану и покачал головой. – Ты… ты… свинья! – сказал он. – Свинья! И тебе не грех? Православные! Ему не грех! А что в писании сказано, а? – Отстань! Дурь! – Дурь… Ты зато умный. Кучер, а не при лошадях. Хе-хе… Она вам и кофию дает? — 158 —
|