|
– Оставайтесь здоровы, – обратился он к хозяину, расшаркиваясь. – Спасибо за ласки, Егор Никифорович! Век не забуду! – Прощай, братец! Заходи и вдругорядь. В магазин заходи, коли время: с молодцами чайку попьешь. На женины именины приходи, коли желаешь, – речь скажешь. Ну, прощай, дружок! Иван Никитич с чувством пожал протянутую руку, низко поклонился гостям и засеменил в прихожую, где, среди множества шуб и шинелей, терялась и его маленькая поношенная шинелька. – На чаек бы с вашего благородия! – предложил ему любезно лакей, отыскивая его шинель. – Голубчик ты мой! Мне и самому-то впору на чаек просить, а не токмо что давать… – Вот она, ваша шинель! Это она, ваше полублагородие? Хоть муку сей! В этой самой шинели не по гостям ходить, а в свинюшнике препровождение иметь. Сконфузившись и надевши шинель, Иван Никитич подсучил брюки, вышел из дома т-го богача и туза, Егора Л-ва, и направился, шлепая по грязи, к своей квартире. Квартировал он на самой главной улице, во флигеле, за который платил шестьдесят рублей в год наследникам какой-то купчихи. Флигель стоял в углу огромнейшего, поросшего репейником, двора и выглядывал из-за деревьев так смиренно, как мог выглядывать… один только Иван Никитич. Он запер на щеколду ворота и, старательно обходя репейник, направился к своему серому флигелю. Откуда-то заворчала и лениво гавкнула на него собака. – Стамеска, Стамеска, это я… свой! – пробормотал он. Дверь во флигеле была не заперта. Вычистивши щеточкой сапоги, Иван Никитич отворил дверь и вступил в свое логовище. Крякнув и снявши шинель, он помолился на икону и пошел по своим, освещенным лампадкою, комнатам. Во второй и последней комнате он опять помолился иконе и на цыпочках подошел к кровати. На кровати спала хорошенькая девушка лет 25. – Маничка, – начал будить ее Иван Никитич, – Маничка! – Ввввв… – Проснись, дочь моя! – А мня… мня… мня… мня… – Маничка, а Маничка! Пробудись от сна! – Кого там? Че… го, а? а? – Проснись, ангел мой! Поднимись, кормилица моя, музыкантша моя… Дочь моя! Маничка! Манечка повернулась на другой бок и открыла глаза. – Чего вам? – спросила она. – Дай мне, дружок, пожалуйста, два листика бумаги! – Ложитесь спать! – Дочь моя, не откажи в просьбе! – Для чего вам? – Корреспонденцию в «Голос» писать. – Оставьте… Ложитесь спать! Там я вам ужинать оставила! – Друг мой единственный! – Вы пьяны? Прекрасно… Не мешайте спать! — 108 —
|