Стоявший возле именитый купец Грыжев усмехнулся и похлопал по плечу Ивана Никитича. – Пиши, – сказал он, – пиши! Почему не писать, коли можешь? А в какую газету писать станешь? – В «Голос», Иван Петрович! – Прочесть дашь? – Хе-хе-хе… Всенепременно-с. – Увидим, каких делов ты мастер. Ну, а что же ты писать станешь? – А вот если Иван Степанович что-нибудь на прогимназию пожертвуют, то и про них напишу! Иван Степанович, бритый и совсем не длиннополый купец, усмехнулся и покраснел. – Что ж, напиши! – сказал он. – Я пожертвую Отчего не пожертвовать? Тысячу рублев могу… – Нуте? – Могу. – Да нет? – Ну вот еще… Разумеется, могу. – Вы не шутите?.. Иван Степанович! – Могу… Только вот что… Ммм… А если я пожертвую, да ты не напишешь? – Как это можно-с? Слово твердо, Иван Степаныч… – Оно-то так… Гм… Ну, а когда же ты напишешь? – Очень скоро-с, даже очень скоро-с… Вы не шутите, Иван Степаныч? – Зачем шутить? Ведь за шутки ты мне денег не заплатишь? Гм… Ну, а если ты не напишешь? – Напишу-с, Иван Степаныч! Побей меня бог, напишу-с! Иван Степанович наморщил свой большой лоснящийся лоб и начал думать. Иван Никитич засеменил ножками, заикал и впился своими сияющими глазками в Ивана Степановича. – Вот что, Никита… Никитич… Иван, что ля? Вот что… Я дам… дам две тысячи серебра, и потом, может быть, еще что-нибудь… этакое. Только с таким условием, братец ты мой, чтоб ты взаправду написал… – Да ей-богу же напишу! – запищал Иван Никитич. – Ты напиши, да прежде чем посылать в газету – дашь мне прочитать, а тогда я и две тысячи выложу, ежели хорошо будет написано… – Слушаю-с… Эк… эк-гем… Слушаю и понимаю, благородный и великодушный человек! Иван Степанович! Будьте столь достолюбезны и снисходительны, не оставьте ваше обещание без последствий, да не будет оно одним только звуком! Иван Степанович! Благодетель! Господа почтенные! Пьяный я человек, но постигаю умом своим! Гуманнейший филантроп! Кланяюсь вам! Потщитесь! Послужите образованию народному, излейте от щедрот своих… Ох, господи! – Ладно, ладно… Увидишь там… Иван Никитич вцепился в полу Ивана Степановича. – Великодушнейший! – завизжал он. – Присоедините длань свою к дланям великих… Подлейте масла в светильник, вселенную озаряющий! Позвольте выпить за ваше здоровье. Выпью, милостивый, выпью! Да здравств… Иван Никитич закашлялся и выпил рюмку водки. Иван Степанович посмотрел на окружающих, мигнул глазами на Ивана Никитича и вышел из гостиной в залу. Иван Никитич постоял, немного подумал, погладил себя по лысине и чинно прошел, между танцующими, в гостиную. — 107 —
|