«Mais c’est une dame, et tr?s comme il faut»,[262] – отдыхал от Анисимова нападения Степан Трофимович, с приятным любопытством наблюдая свою соседку книгоношу, пившую, впрочем, чай с блюдечка и вприкуску. «Се petit morceau de sucre ce n’est rien…[263] В ней есть нечто благородное и независимое и в то же время – тихое. Le comme il faut tout pur,[264] но только несколько в другом роде». Он скоро узнал от нее, что она Софья Матвеевна Улитина и проживает собственно в К., имеет там сестру вдовую, из мещан; сама также вдова, а муж ее, подпоручик за выслугу из фельдфебелей, был убит в Севастополе. – Но вы еще так молоды, vous n’avez pas trente ans.[265] – Тридцать четыре-с, – улыбнулась Софья Матвеевна. – Как, вы и по-французски понимаете? – Немножко-с; я в благородном доме одном прожила после того четыре года и там от детей понаучилась. Она рассказала, что, после мужа оставшись всего восемнадцати лет, находилась некоторое время в Севастополе «в сестрах», а потом жила по разным местам-с, а теперь вот ходит и Евангелие продает. – Mais mon Dieu,[266] это не с вами ли у нас была в городе одна странная, очень даже странная история? Она покраснела; оказалось, что с нею. – Ces vauriens, ces malheureux!..[267] – начал было он задрожавшим от негодования голосом; болезненное и ненавистное воспоминание отозвалось в его сердце мучительно. На минуту он как бы забылся. «Ба, да она опять ушла, – спохватился он, заметив, что ее уже опять нет подле. – Она часто выходит и чем-то занята; я замечаю, что даже встревожена… Bah, je deviens ?go?ste…[268]» Он поднял глаза и опять увидал Анисима, но на этот раз уже в самой угрожающей обстановке. Вся изба была полна мужиками, и всех их притащил с собой, очевидно, Анисим. Тут был и хозяин избы, и мужик с коровой, какие-то еще два мужика (оказались извозчики), какой-то еще маленький полупьяный человек, одетый по-мужицки, а между тем бритый, похожий на пропившегося мещанина и более всех говоривший. И все-то они толковали о нем, о Степане Трофимовиче. Мужик с коровой стоял на своем, уверяя, что по берегу верст сорок крюку будет и что непременно надобно на праходе. Полупьяный мещанин и хозяин с жаром возражали: – Потому, если, братец ты мой, их высокоблагородию, конечно, на праходе через озеро ближе будет; это как есть; да праход-то, по-теперешнему, пожалуй, и не подойдет. – Доходит, доходит, еще неделю будет ходить, – более всех горячился Анисим. – Так-то оно так! да неаккуратно приходит, потому время позднее, иной раз в Устьеве по три дня поджидают. — 408 —
|