|
– Кому объявляю? Хочу знать, кому? – Никому, всем, первому, который прочтет. К чему определенность? Всему миру! – Всему миру? Браво! И чтобы не надо раскаяния. Не хочу, чтобы раскаиваться; и не хочу к начальству! – Да нет же, не надо, к черту начальство! да пишите же, если вы серьезно!.. – истерически прикрикнул Петр Степанович. – Стой! я хочу сверху рожу с высунутым языком. – Э, вздор! – озлился Петр Степанович. – И без рисунка можно всё это выразить одним тоном. – Тоном? Это хорошо. Да, тоном, тоном! Диктуй тоном. «Я, Алексей Кириллов, – твердо и повелительно диктовал Петр Степанович, нагнувшись над плечом Кириллова и следя за каждою буквой, которую тот выводил трепетавшею от волнения рукой, – я, Кириллов, объявляю, что сегодня… октября, ввечеру, в восьмом часу, убил студента Шатова, за предательство, в парке, и за донос о прокламациях и о Федьке, который у нас обоих, в доме Филиппова, тайно квартировал и ночевал десять дней. Убиваю же сам себя сегодня из револьвера не потому, что раскаиваюсь и вас боюсь, а потому, что имел за границей намерение прекратить свою жизнь». – Только? – с удивлением и с негодованием воскликнул Кириллов. – Ни слова больше! – махнул рукой Петр Степанович, норовя вырвать у него документ. – Стой! – крепко наложил на бумагу свою руку Кириллов, – стой, вздор! Я хочу, с кем убил. Зачем Федька? А пожар? Я всё хочу и еще изругать хочу, тоном, тоном! – Довольно, Кириллов, уверяю вас, что довольно! – почти умолял Петр Степанович, трепеща, чтоб он не разодрал бумагу. – Чтобы поверили, надо как можно темнее, именно так, именно одними намеками. Надо правды только уголок показать, ровно настолько, чтоб их раздразнить. Всегда сами себе налгут больше нашего и уж себе-то, конечно, поверят больше, чем нам, а ведь это всего лучше, всего лучше! Давайте; великолепно и так; давайте, давайте! И он всё старался вырвать бумагу. Кириллов, выпуча глаза, слушал и как бы старался сообразить, но, кажется, он переставал понимать. – Э, черт! – озлился вдруг Петр Степанович, – да он еще и не подписал! что ж вы глаза-то выпучили, подписывайте! – Я хочу изругать… – пробормотал Кириллов, однако взял перо и подписался. – Я хочу изругать… – Подпишите: Vive la r?publique,[227] и довольно. – Браво! – почти заревел от восторга Кириллов. – Vive la r?publique d?mocratique, sociale et universelle ou la mort!..[228] Нет, нет, не так. – Libert?, ?galit?, fraternit? ou la mort![229] Вот это лучше, это лучше, – написал он с наслаждением под подписью своего имени. — 394 —
|