– Я ничего не знаю, ничего не знаю, совсем ничего. Adieu. Avis au lecteur! – вдруг и явно уклонился Петр Степанович. Он полетел к дверям. – Позвольте, Петр Степанович, позвольте, – крикнул Лембке, – еще одно крошечное дельце, и я вас не задержу. Он вынул из столового ящика конверт. – Вот-с один экземплярчик, по той же категории, и я вам тем самым доказываю, что вам в высшей степени доверяю. Вот-с, и каково ваше мнение? В конверте лежало письмо, – письмо странное, анонимное, адресованное к Лембке и вчера только им полученное. Петр Степанович, к крайней досаде своей, прочел следующее: «Ваше превосходительство! Ибо по чину вы так. Сим объявляю в покушении на жизнь генеральских особ и отечества; ибо прямо ведет к тому. Сам разбрасывал непрерывно множество лет. Тоже и безбожие. Приготовляется бунт, а прокламаций несколько тысяч, и за каждой побежит сто человек, высуня язык, если заранее не отобрать начальством, ибо множество обещано в награду, а простой народ глуп, да и водка. Народ, почитая виновника, разоряет того и другого, и, боясь обеих сторон, раскаялся, в чем не участвовал, ибо обстоятельства мои таковы. Если хотите, чтобы донос для спасения отечества, а также церквей и икон, то я один только могу. Но с тем, чтобы мне прощение из Третьего отделения по телеграфу немедленно одному из всех, а другие пусть отвечают. На окошке у швейцара для сигнала в семь часов ставьте каждый вечер свечу. Увидав, поверю и приду облобызать милосердную длань из столицы, но с тем, чтобы пенсион, ибо чем же я буду жить? Вы же не раскаетесь, потому что вам выйдет звезда. Надо потихоньку, а не то свернут голову. Вашего превосходительства отчаянный человек. Припадает к стопам раскаявшийся вольнодумец Incognito». Фон Лембке объяснил, что письмо очутилось вчера в швейцарской, когда там никого не было. – Так вы как же думаете? – спросил чуть не грубо Петр Степанович. – Я бы предположил, что это анонимный пашквиль, в насмешку. – Вероятнее всего, что так и есть. Вас не надуешь. – Я главное потому, что так глупо. – А вы получали здесь еще какие-нибудь пашквили? – Получал раза два, анонимные. – Ну, уж разумеется, не подпишут. Разным слогом? Разных рук? – Разным слогом и разных рук. – И шутовские были, как это? – Да, шутовские, и знаете… очень гадкие. – Ну, коли уж были, так, наверно, и теперь то же самое. – А главное потому, что так глупо. Потому что те люди образованные и, наверно, так глупо не напишут. — 231 —
|