|
На следующий день накормите беглеца супом, судаком, гусем и пирожными и, потрепав по плечу, можете уже выпустить его на свободу: вы приготовили его достаточным образом к восприятию прелестей спокойной, нормальной, сытой жизни. Вот как нужно было делать. А у нас – в Константинополе, Белграде, Праге – это дело поставлено чрезвычайно плохо… (Я говорю «у нас», потому что я теперь чувствую себя всюду у себя – Прага ли, Лондон или Мельбурн – это все мои летние виллы, в которых я спасаюсь от советской духоты…) Так вот, я и говорю – у нас дело поставлено из рук вон плохо: перескочил человек границу, почувствовал приволье и свободу, съел 10 фунтов белого хлеба, уписал поросенка и… Впрочем, тут вполне уместно вернуться к описанию трагической истории, случившейся с Андрюшей Перескокиным… * * *– Андрюша, голубчик! Ты! Не чаял и видеть тебя в живых! Давно из Совдепии? – Только сегодня, родной. Пешком в Прагу добрел, не успел еще очухаться… Фу-фу!.. – Что это у тебя в руках за свертки? – Поросенок и бечевка для упаковки – 20 фунтов… – Зачем это тебе? – Замечательно дешево. Купил на всякий случай. У нас ведь в Москве бечевок совсем нет. А о поросятах даже забыли, какой он и есть. А тут за 80 крон… – Да зачем тебе сырой? Ты бы лучше жареного купил. – Чудак, да разве сейчас можно разбирать. Увидел: несет баба поросенка, и купил. А то еще перехватят. Угля купил два пуда. В гостинице оставил. – А уголь тебе зачем? – Вот оригинал! Да ведь совсем даром! А поищи-ка у нас в Москве! Эй, мальчик, что несешь? Газеты? Это не советские? Ну, дай тогда десять штук. Что, одинаковые? Это, брат, неважно, зато правду всю узнаю. Все десять и прочту. Голубчик! Обойдем, пожалуйста, этот перекресток – тут нечто вроде милиционера стоит. – Да тебе его чего ж бояться? – А вдруг прикладом по спине треснет? – С ума ты сошел? За что? У нас тут полиция вежливая. – Толкуй! Эй, баба, постой! Что это, хлеб? Белый? Сколько хочешь за всю корзину? Тридцать крон? О, Боже! Почти пуд… Давай, м…… давай, драгоценная. – Послушай… Ты этого хлеба в неделю не съешь. Но он не слушал меня. Глаза его помутнели, а руки судорожно уцепились за корзинку. Я махнул рукой и отошел от него. – Эй, куда ты! Стой! Можно будет у тебя сегодня переночевать? – Да ведь ты говорил, что имеешь номер в гостинице. – А вдруг ночью обыск? А я как назло нынче в разговоре с извозчиком осуждал советский федеративный строй… Кстати… автомобили здесь дешевы? Что ты говоришь?! Тридцать крон?! А у нас 7 миллионов за конец! Вези… Вези меня, милый!.. — 99 —
|