|
– Я вас перебью, – сказал Охлопьев, – но радий на фунты не продается… – Я хотел сказать – на пиастры… – Пиастры не мера веса… – Все равно! Я хочу сказать: если мы сейчас повернемся в сторону России (и все сразу повернулись в сторону России), то… Что мы видим?! – Ничего хорошего, – вздохнул Бабкин. – Именно вы это замечательно сказали: ничего хорошего. У нас царит самая безудержная спекуляция, и нет ей ни меры, ни предела!.. И все молчат, будто воды в рот набрали! Почему мы молчим! Будем бороться, будем кричать, разоблачать, бойкотировать!! – Чего там разоблачать, – проворчал скептик Турпачев. – Сами хороши. – Что вы хотите этим сказать? – Я хочу сказать о нашем же сочлене Гадюкине. – Да, господа! Это наша язва, и мы ее должны вырвать с корнем. Я, господа, получил сведения, что наш сочлен Гадюкин, командированный нами за покупкой бумаги для воззваний, узнал, что на трех складах, которые он до того обошел, бумага стоила по 55 тысяч, а на четвертом складе с него спросили 41 тысячу… И он купил на этом складе 50 пудов и продал сейчас же в один из первых трех складов по 47 тысяч. – Вот-те и поборолся со спекуляцией, – вздохнул Охлопьев. – Ловко, – крякнул кто-то с некоторой даже как будто завистью. – Именно, что не ловко, раз попался. – Внимание, господа! – продолжал Голендухин. – Я предлагаю пригвоздить поступок Гадюкина к позорным столбцам какой-нибудь видной влиятельной газеты, а самого его в нашей среде предать… этому самому… – Чему? – Ну, этому… Как его… Остро… остра… – Остракизму? – подсказал Охлопьев. – Во-во! Самому острому кизму. – Чему? – Кизму. И самому острейшему. – Позвольте: что такое кизм? – Я хотел сказать – изгнание! Долой спекулянтов, откуда бы они ни появлялись… Но, вместе с тем, мы должны и отдавать дань уважения тем коммерсантам, которые среди этого повального грабежа и разгильдяйства сохранили «душу живу». Я предлагаю послать приветствие оптовому торговцу Чунину, который, получив из-за границы большую партию сгущенного молока, продает его по 1100 р., в то время, когда другие оптовики продают по 1500, и это при том условии, что сгущенное молоко еще подымется в цене!! – А где он живет? – задумчиво спросил Бабкин. – А вам зачем? – Да так зашел бы… поблагодарить. Отдать ему дань восхищения… – Он живет, Соборная, 53, но дело не в этом… Встал с места Турпачев. – Предлагаю перерыв или вообще даже… Закрыть собрание… — 334 —
|