|
Зякин опустил все свои многочисленные складки и волосы вниз, капнул на отворот сюртука крохотной мутной слезой и покорно подошел к хозяину. – Что ж, бей… Зачем же сдерживать желание?.. Ударь друга, который не будет защищаться. – Убирайся вон! Уходи!! Не будем просто встречаться и конец. Все большее и большее удовлетворение расплывалось по лицу Зякина. – Ну? Не прав ли я был? Ведь я же знаю, что ты против меня что-то имел… Зякина, голубчик, не проведешь. – Агафья! Марина!! Пальто и шляпу господину Зякину! Он уходит!! Уберите его от меня, или сейчас большой грех случится!.. * * *Через час озабоченный, грустный Зякин сидел у знакомого Прядова и, покусывая большими желтыми зубами сухие суставы пальцев спрашивал: – Вы давно видели Вихменева? – Вчера. – Ничего ему про меня не говорили? – Ничего. – Не понимаю! Наверное, кто-нибудь другой наговорил ему про меня. Наверное, Утюгов. Я уже давно замечал, что он на меня дуется. А сегодня прихожу к нему посидеть – и что же? Он меня просто выгнал!! Что вы на это скажете? – М… да. – Нравится это вам? – Мм… да!.. – То есть, как «да»? Вы, значить, одобряете такое обращение? Соглашаетесь с ним? Павел Петрович, я уже давно хочу спросить вас: что я вам сделал, что вы меня не любите? Чем я заслужил такое недоброжелательное обращение? Я догадываюсь – это Вихменев вам что-нибудь наговорил? Или Сашин? или Кранц? Господи! Какой это ужас – быть опутанным какой-то страшной невидимой сетью и не знать, откуда эта сеть, кто ее соткал для меня?! Он уныло молчал, не слыша ответа. А ответь звучал, где-то в серой дали, в пространстве, без конца, без предела; – Никто, как Бог. Рассказ о Ниночке КрохинойЯ и хотел написать рассказ о Ниночке Крохиной. И сюжет хороший, и настроение у меня было такое, что по силе и яркости написанного – критика признала бы «Ниночку Крохину» одним из удачнейших моих рассказов. Не судьба. Так читатель никогда и не узнает изумительной потрясающей судьбы редкой девушки – Ниночки Крохиной. Только что я, дрожа от нетерпения и острого стремления окунуться в океан увлекательного творчества, взял несколько листов чистой бумаги и придвинул чернильницу поближе, как телефонный аппарат, стоящий на письменном столе, неистово зазвенел. – Что?! – грубо бросил я в трубку. – Что надо?! – Ой-ой, что за кровожадность, – засмеялся где-то за несколько верст женский голос. – Не в духе? – А-а, здравствуйте, – с напряженной радостью протянул я, сжимая свободную руку в кулак. – Ну, что новенького? — 209 —
|