|
Дикий рев раздался в сарае. Обезумев от страха, призрак бросил резиновую грушу, схватился за какой-то рычаг, и автомобиль, сердито запыхтев, двинулся по уклону вдоль стены. Старик рванулся вбок, упал на деревянный пол и, растеряв несколько суставов пальцев на ноге, ринулся к выходу. Он бежал по молчаливым дорожкам сада, и мысль будто оставила его старый мозг. Бешеными скачками пожирал он пространство, несясь без цели, сам не зная куда – только бы быть подальше от этих труб, ревущих повозок, всего невероятного, что сводило с ума старого, отставшего от жизни беднягу. Наконец, измученный, с сердцем, умирающим от усталости, он приостановился и задумался. Старый Павел считал лучшим своим удовольствием напугать какого-нибудь человека, но теперь его потянуло к людям… Среди них он мог чувствовать себя не так одиноко, с людьми было бы не так страшно. Робко повернул он к дому, вошел в дверь и остановился в нерешительности… Из кабинета доносился детский смех, веселые крики и хлопанье в ладоши. – Это, пожалуй, не труба… – колеблясь, сказал старик. – Зайти разве… Он уже не думал о том, чтобы напугать кого-нибудь. В нем зрела и укреплялась другая мысль, которая только и могла родиться в старом глупом мозгу выбитого из колеи призрака. – Войду к ним, стану на колени и заплачу. «Милостивые государи, – скажу я им, – извините меня, что я хотел вас напугать! Пожалейте меня старого, которому негде головы преклонить. Приютите меня и не пугайте меня…» Эта тирада казалась ему удивительно трогательной и убедительной. Он тихонько приоткрыл дверь и вошел в обширный кабинет. Вся семья сидела к нему спиной, вперив взоры в противоположную стену. На небольшом полотне незатейливого домашнего синематографа, демонстрируемого отцом семейства, ходили какие-то люди, размахивая руками и шевеля губами. Внезапно они исчезли и на полотне появилось худое неуклюжее привидение, нелепые прыжки которого вызвали взрыв веселого хохота… Кто-то позади скрипнул зубами, хлопнул в ладоши и тоже захохотал. Ветхая перегородка в мозгу призрака, отделявшая разум от безумия, не выдержала напряжения и лопнула. Старый мозг окатило волной безумия, и сразу все страхи куда-то исчезли. IVМурлыча под нос мотив из граммофона и пощелкивая сухими пальцами, старик взобрался на чердак, закутался в портьеру, сел в углу и принялся хохотать, раскачиваясь и поскрипывая остатками зубов. Утром в том углу, где он сидел, осталась только скомканная портьера да одна торчащая из нее рука, которая время от времени сухо пощелкивала двумя желтыми пальцами. — 68 —
|