Не будучи уверен – ранен я или нет – я заблагоразсудил не падать до выяснения истины. Это было очень осторожное решение, потому что по освидетельствовании, я оказался целехоньким. – Ваша очередь стрелять, – сказал запыхавшийся секундант (он только что сбегал к моему противнику за револьвером). – Куда вы! – закричал он, оглядываясь. – Стойте на месте! В вас же сейчас будут стрелять. Противник мой, очевидно, был не такой дурак, как я о нем думал. Вместо того, чтобы стоять на месте в ожидании пули, он приблизился к нашей группе и сказал: – Господа! Разве вы не знаете, что дуэль запрещена законом? – Об этом нужно было думать раньше, – закричали секунданты. – Вы первый его вызвали, вы первый в него стреляли… теперь его очередь! Дуэлянт кротко улыбнулся. – Я, господа, вероятно, забыл предупредить вас, что я принципиальный противник дуэлей. Да и в самом деле: разве не бессмыслица разрешать принципиальные споры шальной пулей. Прямо-таки стыдно! Я думаю всякий благомыслящей человек согласится со мною. До свиданья! Он сделал нам рукой приветственный жест, повернулся и ушел торопливой походкой человека, вспомнившего, что он, уходя из дому, забыл погасить разорительное для экономного хозяина электричество. Рассказ о колоколеНа случай, который я расскажу ниже, могут существовать только две точки зрения: автору можно поверить или не верить. Автору очень хочется, чтобы ему поверили. Автор думает, что читателя тронет это желание, потому что, обыкновенно, всякому автору в глубокой степени безразлично – верит ему читатель или нет. Писатель палец-о-палец не ударит, чтобы заслужить безусловное доверие читателя. Автор же нижеписаннаго – в отдельном абзаце постарается привести некоторые доказательства тому, что весь рассказ не выдумка, а действительный случай. Именно, – автор дает честное слово. Глава IОднажды, в конце Великого поста, в наш город привезли новый медный колокол и повесили его на самом почетном месте в соборной колокольне. О колоколе говорили, что он невелик, но звучит так прекрасно, что всякий слышавший умиляется душой и плачет от раскаяния, если совершил что-нибудь скверное. Впрочем, и не удивительно, что про колокол ходили такие слухи: он был отлит на заводе по предсмертному завещанию и на средства одного маститого верующего беллетриста, весь век писавшего пасхальные и рождественские рассказы, герои которых раскаивались в своих преступлениях при первом звуке праздничных колоколов. — 180 —
|