– Да написать. Я ж неграмотная, верное слово! – Кому письмо? – Да дочке же моей! Что в Москве-то. Дочка. Так вот ей. Деньги она мне еще намедни прислала. Жорж сосредоточенно нахмурился. – А отчего ж ты неграмотная? А? – Да где ж мне было… – развела руками госпожа Нестеренкова. – Сначала была все маленькая, да маленькая, – рано было… А потом вдруг – большая! Глядишь – и поздно. – То-то и оно, – недовольно проворчал Жорж. – Как детей рожать, так вам грамоты не нужно, а как письма им писать – занятых людей беспокоите… – Я ж не даром! – всплеснула руками встревоженная старуха. – Заплачу, как полагается. Жорж посвистал. – Гм… написать разве? Старуха, молча кутаясь в платок, стояла перед Жоржем и со страхом следила за игрой его лица, на котором ясно было написано: – Захочу – напишу, захочу – и не напишу. – Ладно, – сказал Жорж. – Напишу. Семечница вздрогнула от радости. * * *Жорж сидел в каморке у старухи. – Вот вам, – говорила она, носясь из угла в угол, – яичница, колбаса, рыба жареная. Водочки выкушайте. – Выкушайте, – лениво передразнил благодушно настроенный Жорж. – Я не пью водки с красной головкой. В ней сивуха. – Можно с белой головкой, – залебезила семечница, пряча за уши выбивающиеся пряди волос. – Сейчас пошлю девчонку. – Я не хочу колбасы без чесноку! Я люблю с чесноком! – Да она ж и есть, Георгий Кириллыч, с чесноком. – Да, знаем мы… с чесноком, – проворчал Жорж. – Письма им еще пиши! Целый день работаешь, как собака: то каких-то дураков брей, то какие-то письма пиши… Невесело это, знаете. Говоря эти ленивые слова, Жорж в то же время лихорадочно пил водку, ожесточенно набрасывался на яичницу и рыбу и, недовольно крутя головой, обнюхивал белый хлеб. – Что это он, как будто, черствый… А?.. Закончив насыщение, Жорж съел еще пару апельсинов, изнеженным движением откинулся на спинку убогого дивана и зевнул. – Ты… тово, Василиса… Я бы вздремнул немного перед письмом… А ты бы постерегла, чтоб никакой черт меня не бесп… Глаза его сомкнулись. Старуха вздохнула, растерянно посмотрела на гостя, но сейчас же согласилась, захлопотала… – Ну, что ж… отдохните. Благо, сегодня праздник, в паликмахтерскую не иттить. Позвольте подушечку вам… Жорж с усилием поднял веки и возмущенно прошептал: – По…чему мухи… бес…покоют? – Теперь-то? – сказала старуха. – Зимой?! Не беспокойтесь, Георгий Кириллыч. Никаких мух-то и нет. — 249 —
|