|
– Бедное дитя! – пробормотал Слякин, хватая девочку за руку. – Несчастный бесприютный ребенок… Пойдем со мной, я тебя накормлю и обогрею в эту святую ночь. – Maman! – закричала испуганная девочка. – Maman! Ou me tire-t-il? Рассматривавшая соседнюю витрину модного магазина дама ахнула и подбежала к девочке. – Оставьте ее, скверный старикашка, – закричала она. – Пустите ее, или я ударю вас по голове зонтиком. Как вы смеете хватать ее за руку и тащить?! – Наглость этих сладострастных павианов переходит всякие границы, – сказал господин, проходя мимо. – Они уже стали хватать свои жертвы на многолюдных улицах среди тысячной толпы!.. – Уверяю вас, – сказал Слякин. – Я только хотел взять эту девочку к себе домой и приютить ради этой ночи, которая… – Вы негодяй! – сказала возмущенная дама. – Nadine, ты не должна слушать того, что он говорит. Пойдем скорее… * * *А снег все падал… Слякин снова свернул в безлюдный переулок и, печальный, шагая по обледеневшей мостовой, думал: – О, как бы хотелось мне принести радость, облегчить нужду и горе хотя бы одному человеку… Но настоящая бедность горда и прячет свои лохмотья… Нужно много деликатности и такта, чтобы не оскорбить бедняка и не подчеркивать своего благодеяния. С ним поравнялся, заглядывая ему в лицо, высокий человек в рыжем пальто, подпоясанном веревкой и в фуражки с полуоторванным козырьком. – Вот оно, – подумал умиленный Слякин и начал тихим деликатным голосом: – Погода дурная, неправда ли? – Погодка сволочная, – согласился незнакомец. – Вы, вероятно, выходя из дому, забыли тепло одеться? – деликатно спросил Слякин. – Я думаю, десять рублей, взятые у меня заимообразно, могли бы до известной степени урегулировать этот пустяковый вопрос. А? – Нет, ты мне лучше пальто дай, – возразил незнакомец. – Снимай ка его, живей! – А… как же я?.. – удивился Слякин. – А я тебе свое барахло дам: Ну, живей, старичок. А где твои десять рублей? Дай ка мне их, дядя. – Тут больше? Ну, все равно. А часики… золотые? Чего ж ты, дьявол, серебряные носишь? * * *Вьюга разыгралась и снег беспрерывными хлопьями падал на белую землю. По улице шагал старик в рваном, подпоясанном веревкой, полушубке и изорванных сапогах, и что-то ворчал себе под нос. Маленький, одетый в женскую кацавейку, мальчик подошел к нему и, дрожа от холода, пролепетал: – Дядинька… Ради праздничка… — 159 —
|