|
— С вашего позволения, ваше преосвященство, я останусь, пока освидетельствование не будет закончено. Мне было бы интересно посмотреть, какими методами вы пользуетесь. — Цель оправдывает средства, — сказал кардинал. — Непосвященные утверждают, что это девиз нашего братства, не так ли? — Только постольку, поскольку этот девиз совпадает с Божьей волей, — возразил Шустер. — А если слухи подтвердятся? Если мальчик и в самом деле умеет не только читать мысли, но и, что еще хуже, внушать их, давая волю своим скрытым помыслам, что тогда? — Прошу простить меня, ваше преосвященство, но я по-прежнему не понимаю, куда вы клоните. Кардинал коротко засмеялся, но тут же вновь соорудил на физиономии мину, напоминающую святого Кристофера, задумчиво наблюдавшего за ними с картины на стене. — Не зря же человек подавляет в себе некоторые мысли и рефлексы, — сказал он сухо, — и старается держать их в тайне даже от себя самого. Если бы это было не так, что сделалось бы с нами? Ведь не только голос Божий наставляет нас. В минуты слабости мы слышим и иные голоса… Кардинал поднялся с кресла и начал ходить по комнате, сцепив руки за спиной. Он остановился у небольшого алтаря, на котором лежала открытая Библия и поскреб корешок безупречно отполированным ногтем. — Вы имеете в виду, что этот мальчик — глашатай дьявола? — спросил Шустер. — Я попросил бы вас, любезный брат, воздержаться от иронии. Киппенберг постоянно информировал меня о событиях в монастыре. Восемь юных монахов нарушили обет, столько же покинули монастырь, полдюжины позволяли себе богохульственные, мягко говоря, высказывания. Предположим, что причина всего этого — мальчик, что он один в состоянии повергнуть целый монастырь в такое брожение… да может ли это быть — один? Риверо прервал себя на полуслове — вошел швейцарский гвардеец с серебряным ларцом и поставил его на столе под украшающим одну из стен гигантским распятием. Шустер пристыжено глянул на Спасителя и вдруг подумал: Этот окровавленный, страдающий Бог, он же пугает людей, почему бы не подыскать более человечный символ нашей веры? — Вожделение само по себе безгрешно, — сказал он вслух. — Грешно наше отношение к вожделению. — Очень находчиво. Вас искушают лжеучения, Шустер? — Единственное, что меня искушает и ввергает в сомнение, — ваши, как вы их называете, планы. Кардинал снова поудобнее устроился в кресле. — А как вы объясните, что мальчик меньше чем за полгода овладел органом не хуже, чем студент консерватории, играя ногами? И к тому же будучи совершенно глухим? — 70 —
|