|
Итак, Александр взошел на престол. Его первое появление в Зимнем дворце как нового императора, если верить современникам, являло собой достаточно жалкую картину. «Он шел медленно, колени его как будто подгибались, волосы на голове были распущены, глаза заплаканы. Он смотрел прямо перед собой, изредка наклонял голову, словно кланяясь. Поступь и осанка его изображали человека, удрученного неожиданным ударом рока. Казалось, лицо его выражало одну тяжелую мысль: «Они все воспользовались моей молодостью, неопытностью, я был обманут, не знал, что, исторгая скипетр из рук самодержца, неминуемо подвергал его жизнь опасности». Сознание своей вины, бесконечные упреки самому себе в том, что он не сумел предвидеть трагический исход, — все это оглушило сознание Александра. «Целыми часами, — вспоминал Адам Чарторыйский, один из советников императора, — оставался он в безмолвии и одиночестве, с блуждающим взором, устремленным в пространство, и в таком состоянии находился в течение многих дней, не допуская к себе почти никого». Упадок духа дошел до такого состояния, что на все утешения советника он отвечал с грустью: — Нет, все, что вы говорите, для меня невозможно… Я должен страдать, ничто не в силах уврачевать мои душевные муки! В то время ему было двадцать три года. Отечественная война, закончившаяся полным разгромом и изгнанием из России наполеоновской армии, придала царствованию Александра черты некоторого величия. Но — продолжалось это недолго. Прошло время энтузиазма и надежд. Наступили годы глухой реакции. Фактическим правителем обширной Российской империи стал всесильный временщик Аракчеев, выразитель и проповедник жестокого политического деспотизма. Он то и дело преподносил императору не только бутафорские картины благополучия военных поселений, но и факты, которые навевали ужас. Чего стоило одно лишь усыпанное подробностями донесение о жестоком подавлении восстания крестьян в Чугуевском районе на Харьковщине в июне — августе 1819 года! Поддавшись общему увлечению мистицизмом, охватившему тогда всю Западную Европу, Александр искал утешение в религии. Он ревниво исполнял все церковные обряды, молитва вроде бы вносила успокоение в его душу. Он говорил графине Соллогуб: — Возносясь духом к Богу, я отрешаюсь от всех земных наслаждений. Призывая на помощь Бога, я приобретаю то спокойствие, тот душевный мир, который не променяю ни на какие блаженства здешнего мира. К этому времени относится его знакомство с архимандритом Фотием. Это был законченный, жестокий изувер, неутомимый борец против всякой свободной мысли — предшественник известного Иллиодора, такого же мракобеса начала XX столетия. Получив небольшое образование, Фотий в 25 лет стал иеромонахом (монахом-священником). Его сумбурные, малопонятные, но не лишенные страсти проповеди привлекали многих поклонников, среди которых оказалась богатая, к тому же имевшая обширные связи графиня Орлова-Чесменская. Преклоняясь перед «святостью» иеромонаха, эта «дщерь-девица», как называл ее Фотий, предоставила в его распоряжение свои немалые средства и обеспечила ему связи в высших кругах. Перед проходимцем открылась широкая дорога… — 98 —
|