Об этом же знаменательном разговоре упоминает барон М.А. Корф в книге «Восшествие на престол императора Николая Павловича». Он приводит строки, заимствованные из записок самого самодержца Николая I: «Минута переворота, так вас устрашившего, сказал он (Александр I. — Авт. ), еще не наступила; до нее, быть может, пройдет еще лет десять, а моя цель была только та, чтобы вы заблаговременно приучили себя к мысли о непреложно и неизбежно ожидающей вас будущности». В том же году, осенью, в бытность свою в Варшаве, Александр сказал своему брату Константину, наместнику Королевства Польского: — Я должен сказать тебе, брат, что я хочу отречься от престола. Я предупреждаю тебя для того, чтобы ты подумал, что тебе надобно будет делать в таком случае. Константин ответил: — Тогда я буду просить у вас места второго камердинера вашего. Я буду служить вам и, ежели нужно, чистить вам сапоги. Теперь я не могу делать этого, сие посчитали бы подлостью, но когда вы будете не на престоле, я докажу преданность мою к вам как к благодетелю моему. — Когда придет время отречься от престола, — сказал Александр, — то я дам тебе знать, и ты сам мысли свои напиши матушке Марии Федоровне. Весной 1825 года Александр вновь заговорил об отречении от престола — на сей раз с приехавшим в Петербург принцем Оранским. Как отмечает историк Н.К. Шильдер, принц ужаснулся и старался отклонить императора от подобного намерения, но тот оставался при своем мнении. Попутно историк упоминает о загадочном молчании, которое Александр хранил до конца относительного отречения от престола Константина Павловича. Отречение это формально состоялось 14 февраля 1822 года, когда в бытность свою в Петербурге цесаревич направил императору письмо: «Не чувствую в себе ни тех дарований, ни тех сил, ни того духа, чтобы быть когда бы то ни было возведену на то достоинство, к которому по рождению своему (Константин был второй сын Павла I. — Авт .) могу иметь право; осмеливаюсь просить Вашего Императорского Величества передать сие право тому, кому оно принадлежит после меня и тем самым утвердить навсегда непоколебимое положение нашего государства». Только примерно три недели спустя, 2 февраля, Александр ответил брату коротким письмом: «Любезнейший брат. С должным вниманием читал я письмо ваше. Умев всегда ценить возвышенные чувства вашей доброй души, сие письмо меня не удивило. Оно мне дало доказательство искренней любви вашей к государству и попечения о непоколебимом спокойствии оного. По вашему желанию предъявил я письмо сие любезнейшей родительнице нашей. Она его читала с тем же, как и я, чувством признательности к почтенным побуждениям, вас руководившим. Нам обоим остается, уважив причины вами изъявленные, дать полную свободу вам следовать непоколебимому решению вашему, прося всемогущего Бога, дабы он благословил последствия столь чистейших намерений». — 103 —
|