|
На вопросы: для чего она сняла копии с этих документов и почему отправила письмо графу Орлову, самозванка ответила с обескураживающей наивностью. Копии она сняла для того, чтобы показать их князю Лимбургу, который в свое время сделал ей предложение и которого она считала своим женихом; что же касается письма графу Орлову, то оно написано не ее рукой, и, стало быть, ее нельзя обвинять в том, что это она писала графу. Просто она переслала ему то, что находилось в анонимном конверте. Для чего? Ей пришло на ум, что граф может пролить определенный свет в деле установления ее родителей. Видя, что самозванка упорно держится своей линии, князь Голицын спросил, что она может сказать по поводу своего письма, написанного турецкому султану. Ведь в нем она говорит о российском престоле, который ей вскоре предстоит занять, и подписывается полным именем — Всероссийская великая княжна Елизавета. Но скользкая, как угорь, женщина без всякого смущения заявила, что никогда ничего не писала турецкому султану. А если господин фельдмаршал имеет в виду послание к Абдул-Гамиду из анонимного конверта, то оно, как и письмо графу Орлову, написано рукой, отличной от ее, так что и тут концы с концами не сходятся. Как видим, узница держалась стойко, но атмосфера равелина, где ей не хватало воздуха и движений, обострила давнюю болезнь, и в начале июня самозванка написала письмо Екатерине, в котором просила императрицу о встрече, обещая рассказать ей какие-то важные сведения. Но поскольку письмо было подписано именем Елизаветы, это привело Екатерину в ярость, и она приказала Голицыну: «Примите в отношении к ней надлежащие меры строгости, чтобы наконец ее образумить, потому что наглость письма ее ко мне уже выходит из всяких возможных пределов». Князь Голицын был по натуре человеком добрым, он предпочел бы не ужесточать режим заключенной, но пойти против приказа императрицы не мог. А потому, прибыв в крепость и сделав еще одну безуспешную попытку наставить самозванку на путь истинный, он, раздосадованный ее упорством, приказал отобрать у нее все, кроме постели и необходимой одежды, перевел ее на щи и кашу, коими питались охранники, и повелел, чтобы в камере заключенной денно и нощно находились офицер и двое солдат. Через несколько дней, вновь посетив заключенную и поразившись внешней перемене в ней (у самозванки прогрессировала чахотка), Голицын на свой страх и риск отменил чрезвычайные меры и допустил в камеру служанку. Есть свидетельства, что именно в это время, то есть в середине июня, самозванку посетил граф Орлов-Чесменский. Эти свидетельства содержатся в записках некоего Винского, который, будучи осужденным за политическое дело в 1779 или 1780 году, отбывал срок именно в Алексеевском равелине. Там он и услышал историю посещения «княжны Таракановой» Орловым, рассказанную сторожем равелина, на глазах которого это посещение якобы и происходило. — 64 —
|