Воин из Киригуа

Глава семнадцатая

ВОССТАНИЕ

Послезавтра они убьют тебя! Все они придут, чтобы уничтожить тебя, чтобы убить людей в городе, в который они проникнут. Поистине страшно видеть, как они идут. Их не восемь тысяч, не шестнадцать тысяч человек. Их больше!

«Летопись какчичелей»

Изношенное сердце правителя Тикаля не выдержало страшной вести о нелепой смерти любимой дочери. Ему даже не успели рассказать о самоубийстве царевича Кантуля. Глухо застонав, он свалился на руки окружавших его придворных, и через полчаса старого властителя не стало.

Спешно был созван совет знатных родов, который после долгих прений постановил (основываясь на достигнутой раньше тайной договоренности): временным правителем Тикаля — до совершения официальной коронации — считать владыку Ах-Меш-Кука; его наследником и преемником, ахау-ах-камха — владыку Ах-Печа. Были удовлетворены (хотя и не без споров) и притязания и пожелания других членов совета. По всем улицам Тикаля помчались быстроногие и звонкоголосые глашатаи, возвещавшие о смерти правителя и воцарении Ах-Меш-Кука.

Дел у совета оказалось немало. Ах-Каоку, впервые присутствовавшему на таком блестящем собрании, было поручено довести до конца похороны верховного жреца и позаботиться о погребении царевны Эк-Лоль. По предложению Ах-Печа ее решили захоронить в том же храме Покоб-Иш-Балам, в одном склепе с верховным жрецом. Ах-Меш-Куку предстояла более трудная задача — устроить торжественные похороны правителя, но он и был заинтересован в этом больше других: только после этой церемонии могло состояться его возведение на престол Тикаля.

Уже к концу заседания кто-то обратил внимание, что среди присутствующих нет накона. Стали выяснять, где он. Оказалось, что сразу же после смерти правителя након, собрав большой отряд наиболее опытных воинов, ушел из Тикаля в неизвестном направлении. Многим это не понравилось. В довершение ко всему придворные царевича Кантуля, тщетно проискав его тело, явились в совет и заявили об этом странном обстоятельстве. Начали допрашивать очевидцев (об Ах-Каоке не вспомнили). Те путались и совершенно явно сочиняли небылицы. Дело все больше и больше запутывалось. Только Ах-Меш-Кук, по-прежнему с улыбкой на лице, уверял, что никаких оснований для тревоги нет, что накону стало известно о волнениях в одном из подчиненных городов, и он туда выступил, а тело царевича унесено каким-нибудь преданным слугой. По его приказанию, выраженному в форме учтивого совета, участники совещания наконец разошлись по домам.

Время близилось к вечеру; Хун-Ахау и его товарищи еще ничего не знали о случившемся. После длительных упражнений они, ожидая еды, отдыхали. Шбаламке, уединившись с Хун-Ахау, горячо убеждал в чем-то своего названого брата.